Избранное
Шрифт:
О взаимосвязи первой сущности со второй. Первая сущность, тело наше, создана для второй, для души нашей, а иначе она, первая-то, не имеет смысла, как, скажем, болотная лягушка. Первая сущность, тело наше и все материальное, радует вторую сущность, но истинная радость для второй сущности от второй же, ибо человеку — человеческое…
О стариках, которые с годами становятся мягче, умнее и добрее, поскольку как бы поворачиваются от мира вещей лицом к человеку. Потому что поняли наконец-то соотношение сущностей, и вторая их
О том, как жить, — я бы научил жить через соотношение первой и второй сущностей. А интересно жить-то, между прочим, очень просто…
О том, как найти смысл жизни и как отыскать счастье. А коли глянуть на все через первую и вторую сущности, то смысл жизни и счастье есть одно и то же, лишь по-разному обозначенное…
О том, как любить женскую сущность…
Да разве все перечислить?
— Насчет смысла жизни и соотношений сущностей.
— Ага, философская. Как будет называться?
— «Ход второй сущности».
— Немножко шахматное, но дело не в этом. Не почитать ли сначала кое-каких авторов, а?
— Каких?
— Маркса, Гегеля, Канта…
— Хочу, Аркадий Самсоныч, донести до людей взгляд на жизнь незамутненным.
— Ну, выздоравливай, а там посмотрим.
Тут я, конечно, руку протянул и лещей у него отобрал, поскольку дело шло к масляному пятну на галстуке. Однако под мешочком с лещами обнаружился еще мешочек с заморским корнеплодом под названием ананас. Откуда люди взяли, что больные жрут боле всех?
— Когда уезжаешь в Варежку-то? — спросил я.
— После банкета.
— Какого банкета?
— Который Павел дает по случаю награды.
— А где он его дает?
— У тебя на квартире.
— А когда?
— Как только выпишешься.
Значит, надо мне поспешать. А то и банкет тут пролежу. Узнаю у врача, как теперь моя голова относится к веселым напиткам. Кто на празднике не пьет, тот зовется идиот. А может, умный.
— Голова болит? — посострадал профессор.
— Кружится.
— Сотрясение. Врач сказал, что пройдет. В моем институте был один кандидат наук, балда балдой, упал с лестницы и тоже заработал сотрясение. Веришь ли, потом стал весьма умным человеком. Статьи публиковал глубочайшие.
— Тоже?
— Что тоже?
— Тоже, как я?
— Ну да, тоже сотрясение.
— А до сотрясения и я был, значит, балда балдой?
— Мною проведена некая параллель…
— А ты, — перебил я, — и без сотрясения умный?
— Николай Фадеич, тебе нельзя волноваться. Тем более из-за такого пустяка, как твои умственные способности.
— Пустяки? — Я сел, взъярившись.
— Лежать! — гаркнул профессор, как ученой собаке.
Я схватил мешочек с лещами, поднял их высоко, как бы приглашая всех обозреть, и слащавым голосом засюсюкал:
— Ах какие умные лещики! Видать, с профессорскими мозгами, а не с нашими пустяками…
И швырнул
— Болеть-то по-человечески не умеешь, хрен сморщенный!
Профессор вышел из палаты прямо-таки печатным шагом, будто он солдат, а я старшина. В действительности — я рабочий, а он ученый. То есть он знает все на свете, мои же знания в авоську уместятся. Однако соприкасаемся. Видать, единит людей не образование и даже не общие интересы, а к жизни отношение. Плюс похожесть душ. Конечно, мне бы писать книжку не про ход второй сущности, а про профессора. Хотя, коли подумать, это то же самое.
Сосед на локтях стоит от нетерпения:
— Кто он?
— Дружок мой.
— И так рассобачились?..
— Кто?
— Да вы с дружком.
— Ни грамма. Это тебе показалось после сотрясения…
Тут я организовал большой жор из принесенных продуктов. Сосед мой хотя смерти боялся, но лещей уминал и другие продукты за милую душу. Третий тоже ел, хотя и молча. И я закусил. Видать, обо мне милиция заботилась — людей пускали ко мне беспрепятственно.
— Опять к тебе? — обидчиво сказал сосед.
— Это не ко мне, — утешил я.
6
Это к нему, к соседушке. Слава богу, а то и неудобно, — ко мне ходят, а к двум другим ноль внимания.
Женщина лет сорока пяти, чернявенькая, сухопара и высока. Мне, конечно, их не смерить, поскольку он лежит, а она стоит. Но по глазомерной прикидке она повыше будет. Однако для любви что возраст, что рост дело десятое.
Поглядим и послушаем, поскольку соседушка всех моих гостей разглядывал в лупу.
Женщина села на стул и, как положено, принялась выгружать из сумки продукты питания. Меньше, чем мне приволокли, но тоже много. Но меня другое щекотнуло… Ни она ему «Здрасьте!», ни он ей «Привет!». Ни слез, ни поцелуев, ни ахов, ни вздохов. Молчок. И то: не жена, а крем-баба. Или ром-баба. Однако люди по-всякому встречаются, поэтому жду их дальнейших взаимоотношений.
Выложила она снедь, поставила локти на колени, закрепила подбородок на ладонях — и устремила свой чернявый взгляд на лицо соседа. А он свой водянисто-синий положил на ее чернявый. И глядят друг на друга упорно, как гипноз испытывают. А уж что их взгляды выражают, мне отсюда не видать. Ну, думаю, ничего — потерплю.
Тишина в палате, как у рыбы в томате. Я на них гляжу, забинтованный глядит, а они ни гу-гу. Конечно, молчунов я повидал. Был у нас в автопредприятии Петька-Домкрат — ему легче грузовик спиной поддомкратить, чем слово вымолвить. Но сосед мой вроде не молчун, да и встреча ихняя не у телевизора — там ящик говорит.