Избранное
Шрифт:
— Ишь, чего захотел, а ты сделай, останься среди них, да и сделай! шутил комиссар, и все смеялись, а Санька Медведев умолкал, задумывался.
…Комиссар Караваев был убит в бою… Ну, а дальше…
Шо-Пир сидит за столом, вспоминает, что было дальше, а Ниссо и Бахтиор уже совсем непринужденно ведут беседу.
— Разве ты не можешь купить себе жену, Бахтиор? — как взрослая спрашивает Ниссо.
Бахтиор силится объяснить, что председателю сельсовета нельзя покупать жен, а даром кто захочет отдать ему свою дочь? И нет таких здесь, что понравились бы ему. Для них он просто хороший товарищ, с некоторыми даже
Эти слова отвлекают Шо-Пира от его дум. Бахтиор крутит ложкой в гороховой каше.
— Ты бы, нана, подшила ей рубаху, — говорит Шо-Пир, — посмотри: запуталась в ней Ниссо.
— А где мое платье? — живо спрашивает Ниссо. — его еще можно зашить. Ты, нана, не нашла его?
— Не нашла. Дэв унес, — простодушно отвечает старуха. — Наверно, твой дэв, Ниссо. Не знаю, хороший или худой.
— А ты уверена, Гюльриз, — спрашивает Шо-Пир, — что у Ниссо есть свой дэв? Может быть, просто платье упало в ручей?
— У каждого человека свой дэв есть! — убежденно отвечает Гюльриз. — Нет человека без дэва. А в ручей не могло упасть платье: на террасе оставила…
— Темно было, — вставляет Бахтиор. — Может быть, из воды Аштар-и-Калон вылезал? И теперь в желудке Аштар-и-Калона оно?
— А может быть, и еще что-нибудь похуже, — иронизирует Шо-Пир.
— Хуже желудка Аштар-и-Калона ничего быть не может! — восклицает Бахтиор.
— А откуда ты знаешь? — щурит глаза Шо-Пир.
— Знаю я.
— А ты видел его?
— Не видел. Если увижу — умру. Кто увидит его — умирает.
— Выдумки все это, Бахтиор, Не стыдно тебе? Председатель сельсовета, в драконов веришь… Никто не видел их, и никто от них не умирал…
— Правду я говорю, — хмурится Бахтиор, — кто увидит его — умирает.
— Неправда это! — вырвалось у Ниссо. И звонкий возглас ее так решителен, что все с удивлением поворачиваются к ней.
— А ты откуда знаешь? — поддевает ее Шо-Пир. — А вот я думаю, драконы все-таки есть, и Бахтиор прав. Что скажешь?
— Я… я… Все может быть… Только… — Ниссо с сомнением глядит Шо-Пиру в лицо. — Нет, тебе лучше знать.
— Почему, Ниссо, мне лучше знать?
— Потому что… потому что пиры лучше знают…
— А при чем же тут пиры? Разве я пир?
— Ты? Ты больше. Ты — Шо-Пир, повелитель пиров.
Шо-Пир расхохотался так, что Ниссо смутилась: «Что глупого я сказала?»
— Ты слышал, Бахтиор? — сквозь смех говорит Шо-Пир. — Вот, выходит, за кого она меня принимает… Это надо ж придумать! Словом, я вроде бога… Все дело, оказывается в моей кличке. Сдержав, наконец, смех, Шо-Пир умолкает в раздумье. Все ждут, что он скажет.
— Тебе пока этого, Ниссо, не понять, — тихо обращается Шо-Пир к Ниссо. — Да и никто здесь, пожалуй, не понял бы. Но вот есть такое русское слово: машина.
Он молчит и опять размышляет о прошлой своей жизни и о прежней, никому здесь не понятной профессии… Сколько профессий он приобрел в Высоких Горах! Научился делать двери, кровати, столы, табуретки, стараясь доказать сиатангцам, что пользоваться ими удобно. Выстроил этот дом, не похожий на другие, сообразил, как надо закладывать шпуры — взрывать порохом гранитные скалы; не хуже любого караванщика может вьючить лошадь, верблюда, осла;
При этом воспоминании лицо Шо-Пира передернулось, спокойные глаза зажглись болью и ненавистью… Но говорить об этом нельзя и лучше даже не думать! А вот о Красной Армии можно. Бахтиор и Гюльриз, кажется, уже знают все о скитаниях отряда по горам в погоне за басмачами. Это понятно им. Но как сделать понятным для Ниссо, для Гюльриз, даже для Бахтиора рассказ о культуре больших городов, о технике двадцатого века, о железных и шоссейных дорогах? Как разъяснить им свою профессию, если не только автомобиля, но и вообще какого бы то ни было колеса никто никогда здесь не видел, и если нет здесь ни одной дороги, кроме узких головокружительных тропинок, что вьются над отвесами пропастей?
И, взглянув в глаза Ниссо, внимательные, выжидающие, Шо-Пир полушутя стал объяснять ей, что там, в далеких и не похожих на эти краях, он был погонщиком огненных лошадей, — нет у них ни кожи, ни мяса, ни головы, ни ума, ни сердца, — они сделаны руками людей из железа и дерева, люди ездят на них там, за пределами гор. Есть места такие широкие, что хоть месяц не останавливайся, — ни одной горы не увидишь.
— Есть русское слово «шофер», — добавил Шо-Пир после долгого рассказа. — Называется так человек, который ездит на… ну, скажем, на железных лошадях и управляет ими. Когда я пришел сюда, — Бахтиор, ты помнишь, наверное, — Бобо-Калон спросил меня: «Кто ты?» Я ответил «Шофер». А попробуй, Ниссо, на своем языке сказать «фф». Не выходит, вот видишь? На твоем языке это выйдет: «пп», вот меня и назвали «Шо-Пир», а я не виноват, что на вашем языке это значит: повелитель пиров… У нас и слова такого нет… Смеялись надо мною, Ниссо, потому меня так и назвали… А теперь скажи, поняла ты, что такое «машина»?
— Не знаю, Шо-Пир, — задумчиво произнесла Ниссо. — Может быть, поняла.
— Ну, когда-нибудь ты поймешь это лучше, сегодня покажу тебе машину одну… А сейчас объясни, почему ты сказала «неправда», когда Бахтиор заявил, что увидевший Аштар-и-Калона обязательно умрет?
— Видела его, — тихо произнесла Ниссо.
— Ну? — улыбнулся Шо-Пир. — Во сне?
— Во сне тоже видела… Ночью…
— И осталась жива?
— Вот жива… Теперь его не боюсь…
В разговор вмешалась Гюльриз:
— Не надо говорить об Аштар-и-Калоне… Нельзя говорить!
— А ты мне другой раз расскажешь о нем, Ниссо? — спокойно спросил Шо-Пир.
Ниссо ответила не сразу и очень серьезно:
— Тебе, Шо-Пир, может быть, расскажу…
7
После обеда все вместе направились к дому. Ниссо попросила у Гюльриз большое деревянное блюдо, сказав, что хочет принести собранные ягоды, и ушла в глубь потемневшего сада. Шо-Пир вошел в дом и вынес из него свой старенький граммофон.