Избранное
Шрифт:
— Ничего я не вру.
Оле и Крюгер уставились друг на друга, как рассвирепевшие быки, покуда Крюгер не рявкнул:
— Партия не спортивное общество. Это армия. Из нее нельзя уйти. Можно только погибнуть в бою.
— Вот я и погиб. Мне выстрелили в спину.
Крюгер побелел.
Час спустя старые друзья сидели в комнатенке пенсионера Крюгера. Они уже пропустили по рюмочке, солнце пригревало герань на окне. Корзинка с яйцами стояла в передней под вешалкой.
Оле
— Только не корчи из себя жертву. Терпеть этого не могу.
— Прикажешь скалить зубы, когда товарищи плюют на тебя?
— Ты сам на них наплевал.
— А ты стерпишь, если тебе скажут, что ты действуешь на руку врагам?
Крюгер поскреб в затылке.
— Больно ты поторопился со своей затеей. Вот в чем твоя ошибка… больше ни в чем… Ладно, все уладится, будь уверен.
До конца дня Оле работал косой и неотступно думал. Все уладится, все, все, все, свистела коса. Однако ближе к вечеру коса приутихла. Взмахи потеряли прежнюю силу — косца одолели сомнения.
Вечером, осоловев от усталости, Оле сидел у Эммы, потому что ноги решительно отказались нести его в унылую холостяцкую квартиру. Эмма выковыривала кухонным ножом колючки из ладоней. По радио передавали самодовольную маршевую музыку. Дети уже спали.
Оле просидел на одном месте добрых полчаса, не раскрывая рта.
— Не хватало, чтобы ты здесь уснул, — сказала Эмма. — Мне пора мыть ноги.
Оле молчал. Намека он не понял и без всякой задней мысли уставился на аккуратные, детские ступни Эммы.
Эмма застеснялась.
— У тебя тоже есть мозоли?
Тикал будильник, уплывало время. Оле молча отдыхал. Вдруг Эмма босиком ринулась к репродуктору. Она сняла с головы платок и прислушалась: диктор читал отчет о работе партийной конференции.
«…повсеместно создавать сельскохозяйственные кооперативы. Как известно, серьезные товарищи уже предпринимают первые шаги в этом направлении…»
Эмма схватила за плечи неразговорчивого гостя:
— Оле, Оле, да это же про нас говорят. А ну, выше голову!
Две минуты спустя Оле с Эммой уже плясали вовсю. Курочка пыталась научить медведя танцевать. Она старалась изо всех сил.
— Господи, ты даже вести не умеешь. Вот увалень!
Они скакали и притопывали, Эмма — босиком, Оле — в рабочих сапогах.
— Эх, не дожил Антон! — вздохнула она. Ну-ка, ну-ка! До чего, позвольте вас спросить, не дожил Антон? До того, что его вдова босиком отплясывает с Оле Бинкопом?
Эмма Вторая выглянула из спаленки в одной рубашке:
— У вас что, свадьба с дядей Оле?
Зато Антон Второй — ну до чего же шустрый парнишка — крикнул:
— Мама, там стучат.
В низкую дверь, пригнувшись, вошел Карл Крюгер. Разгоряченные танцоры замерли, словно их поймали на месте преступления. От Карла Крюгера валил пар. Видно, он гнал изо всех сил, пиджак у него был расстегнут, жилетка — тоже, широкие штанины прихвачены жестяными зажимами.
— Оле! Ты победил!
Ах, Ян Буллерт, Ян Буллерт! Не подумайте, что после своей дурацкой выходки он принимал участие в работе партконференции. Конференция больше не занимала его — ни вот столечко! — потому что ее участники поддержали Оле с его безумной затеей. Буллерт был оскорблен в своих лучших чувствах и к тому же вообще чувствовал себя не лучшим образом. Он обегал весь Берлин в поисках гвоздей и проволочной сетки. Гвозди он сыскал, сетку, товар дефицитный, — нет. Засим Буллерт возвратился домой.
Под вечер, держа в руках сверток с гвоздями, Буллерт вошел в свою деревню. Всего охотнее он лег бы в постель и натянул одеяло на голову. Но лечь ему не удалось. Двое домочадцев лежали в постели: жена и младшая дочь. А виной всему был общественный бык. Дочери без Буллерта сбились с ног, они сновали, как челноки, туда и сюда, и на то, чтобы вывести быка, у них просто не осталось времени.
Два дня бык терпел, потом взбунтовался. Девушки вывели его во двор. Бык вырвался. Девушки болтались на его цепи, словно кабаньи зубы на часовой цепочке скототорговца. Бык умчался за ворота. Он прижал к забору маленькую Герту и сломал ей три ребра.
Жена Буллерта, Криста, бледная и несчастная, сидела на постели.
— Убери ты от нас этого быка. Отдай его Оле Бинкопу в кооператив. Там он будет на месте.
Этого Буллерт не выдержал и слег. Итак, чума, именуемая кооперативом, поразила и его жену.
Прошла неделя. Поскольку серьезной болезни у него не обнаружили, пришлось ему подняться и созвать партийное собрание. Таково было распоряжение районного начальства.
Необычное получилось собрание. Сам первый секретарь товарищ Вуншгетрей приехал на машине, чтобы принять в нем участие.
Ян Буллерт приветствовал собравшихся товарищей с первым секретарем во главе и предоставил ему слово. Вуншгетрей запротестовал. Пусть сперва отчитается товарищ Ян Буллерт, на долю которого выпала честь побывать в Берлине и принять участие в партийной конференции.
Ах ты, господи Иисусе! Пришлось Яну выступать.
— Да, — начал он, — штука хитрая. Во-первых, прежде чем перейти к делу, я хочу сказать про питание. Питание было очень хорошее — и в завтрак, и в обед, и в ужин. Нет, нет, на питание пожаловаться нельзя. Жаркое было. С подливкой. Картошки — до отвала. Бананы. Хорошо было, товарищи.