"Избранные историко-биографические романы". Компиляция. Книги 1-10
Шрифт:
При виде ее сердце мое исполнилось трепетного благоговения. Клянусь, у меня сразу же мелькнула мысль о дочери Зевса — когда я прочел этот славный греческий миф, то именно такой представлял себе его героиню, розовощекую деву с золотисто-рыжими кудрями, в простой белой тунике. Собирая цветы и играя на речном берегу, она вела беспечную, блаженную жизнь… и в то же время бессознательно пробудила вожделение в притаившемся боге подземного мира.
Я пригласил ее на танец. Танцевала она поистине как дитя, исполненное безотчетной радостной чувственности. Необузданное сладострастие… Да, я вожделел утех
— А вы, милая госпожа, хорошо танцуете, — проворковал я. — Возможно, вы согласитесь потанцевать со мной в иной обстановке?
Полный абсурд! Я не знал, как поступают в подобных случаях, что говорят. Вот Брэндон, известный сластолюбец, собаку съел в этом деле. Я же оставался несведущим юнцом.
Она лукаво взглянула на меня.
— В любой момент, когда вам будет угодно.
— Тогда нынче же ночью.
Достаточно ли определенно я выразился? Что, интересно, сказал бы Брэндон на моем месте?
— Я должна уехать вместе с дядюшкой, — нерешительно пролепетала красотка.
И внезапно я сообразил: она, так же как я, неопытна в искусстве и правилах флирта. Неужели она не понимает, что ее родич подчиняется мне?
— А кто ваш дядюшка?
— Уильям Блаунт, лорд Маунтджой.
Казначей Екатерины! Приятель Эразма и прочих светочей науки! М-да, более неподходящей особы не сыщешь. Но она была столь соблазнительной. Мог ли я отказаться от нее?
— Ах, Маунтджой! — Я взмахнул рукой с самым небрежным и величественным видом. — И как же вас зовут?
Но прежде чем она назвала свое имя, я вспомнил его и произнес про себя.
— Бесси Блаунт, ваша милость.
— Вы научились танцевать, — мягко заметил я. — А также полюбили придворную жизнь. Я рад, что вы не спрятали свою красоту в Линкольншире.
— Я тоже, ваша милость. Хотя до сих пор… сомневалась, вправе ли остаться…
Вот как все просто разрешилось. Вмиг стало ясно, что подразумевают вопросы и ответы, кивки и улыбки. Обещание счастливого будущего сладко манило нас.
О, неужели этот бал никогда не закончится?
Впрочем, я даже не представлял, где мы сможем остаться вдвоем. Бывалый распутник наверняка подготовил бы тайную келью для импровизированного свидания. У меня ничего такого не было. В королевских покоях не приходилось искать уединения. Чтобы попасть в мою опочивальню, потребовалось бы встревожить по крайней мере два десятка бдительных придворных. Одно дело, когда я возвращался к себе с законной супругой. А как избежать встречи с ненужными свидетелями сейчас? Этот вопрос стал источником моего крайнего замешательства.
В итоге наше случайное свидание состоялось за музыкальной галереей в тесном хранилище инструментов, где сами музыканты частенько устраивали репетиции. Там стояли скамейки и кушетка, горели свечи и факелы. Нас окружали виолы и трубы, барабаны и тамбурины. В их округлых и полированных боках отражались
— Бесси, — сказал я, — мне…
Я хотел быть добрым, сердечным и убедительным. Но страсть переполняла меня, и она прорвалась наружу, едва я коснулся девичьей плоти. Покрывая поцелуями лицо Бесси, я погрузил пальцы в ее густые волосы и сорвал стягивающие их ленты, и тогда они свободными волнами рассыпались по плечам, прикрыв щеки и оставив на виду лишь полуоткрытые губы. Я жадно припал к ним. В приступе лихорадочного возбуждения я начал раздевать Бесси, встретив неожиданное препятствие в виде многочисленных завязок и застежек и стараясь ничего не порвать (вечерним туалетом Екатерины занимались фрейлины, и мне все это было в новинку). Ей пришлось помочь мне, чтобы сохранить в целости наряд.
Мы прилегли на освобожденную от инструментов кушетку, над нами пылал факел, и его янтарный свет позолотил ее тело и прелестное лицо.
— Бесси… Бесси…
Я пытался совладать со своими чувствами, по крайней мере немного сдержать их, но они взяли верх над рассудком. Притянув к себе девушку в древнем акте подчинения, я навалился на нее всем телом… О боже, она оказалась девственницей! Огненный взрыв прожег меня насквозь, вновь и вновь я прокладывал путь в заветные недра (смутно слыша ее возбужденные крики), пока их глубины полностью не открылись мне.
Постепенно, виток за витком, я мягко спускался с головокружительных высот, постигая глубочайшую земную тайну.
Крича и задыхаясь, Бесси расцарапала мне спину.
— Боже милостивый…
Приподнявшись, я привлек бедняжку к себе и нежно обнял. Она судорожно хватала ртом воздух, продолжая плакать и постанывать.
— Мне жаль, простите меня, простите…
Обезумевшее животное исчезло, оставив терзаемого угрызениями совести мужчину залечивать нанесенные страстью раны. Ненавидя сам себя, я принялся утешать Бесси. Наконец она перестала плакать и успокоилась. Я вновь начал извиняться. Она приложила к моим губам дрожащий пальчик и медленно произнесла:
— Все уже позади. И я рада этому.
Только тогда я по-настоящему осознал, насколько невежествен в общении с женщинами.
— Я вел себя как дикий зверь, причинил вам боль… нанес ущерб вашей чести, — повинным тоном произнес я, впервые задумавшись о том, что испытывает девушка, утратившая невинность.
— Если это так трудно с тем, кого жаждешь всем сердцем, то какую боль причинил бы мне человек, к которому я равнодушна…
— Но возможно, вы еще встретите… того, кто привлечет вас…
Она отрицательно покачала головой.
— Разве вы знаете женщин, умудрившихся выйти замуж по любви?
Мария. Мария и Людовик. Боже, может ли Зеркало Неаполя пробудить любовь к нежеланному супругу?
— Но теперь… как вы возляжете на брачное ложе?.. Я же ограбил вас.
— Я притворюсь…
— Но как?.. Ведь девственность уже не вернуть!
— Говорят… это легко, и многие мужчины согласны на обман.
Я весь покрылся испариной. Кушетка хранила следы поруганной девичьей чести, я готов был сквозь землю провалиться… и однако (самый страшный стыд!) после ее слов и рассуждений о брачной постели с другим мужчиной моя страсть разгорелась с новой силой.