Избранные киносценарии 1949—1950 гг.
Шрифт:
Хейвуд высоко поднял брови.
— Господа, — предостерегающе улыбнулся он, — вы, кажется, забываете, что Германия эту войну проиграла? Все ваши патенты должны перейти на хранение к нам.
Все встревоженно переглянулись. Нервный господин в пенсне, который долго порывался что-то сказать, вскочил:
— Но это десятки миллиардов долларов! В таком случае нам выгоднее платить репарации! Это будет много дешевле!
— Возможно, — согласился Хейвуд.
— А что мы получим взамен наших патентов? — Нервный господин апеллировал ко
Хейвуд ответил:
— Вы останетесь хозяевами своих предприятий.
— Я думаю, — веско сказал Крупп, — наш гость прав.
Толстый, апоплексического вида человек вскочил, как на пружинах:
— Господин Крупп, конечно, может рассуждать как ему угодно, ни одно из его предприятий серьезно не пострадало. А у меня, например, проклятая бомбежка уничтожила не далее как позавчера турбостроительный завод… — в голосе его прорывались визгливые интонации. — Турбостроительный… Вы понимаете, господа, что это значит для меня?!
Раздались негодующие возгласы:
— Садитесь, Шульц! Садитесь!
Крупп постучал карандашом по столу, призывая к порядку.
— Должен заметить, — в разговор вмешался Яльмар Шахт, он избрал себе роль миротворца и твердо держался этой роли, — должен заметить, что беспокойство господина Шульца имеет основание. Если англо-американская авиация будет бомбить нашу промышленность, то это, несомненно, отразится на будущем военном потенциале Германии.
— Не будем преувеличивать, господа! — Хейвуд поднял руку. — Военная промышленность Германии пострадала менее чем незначительно. Что же касается господина Шульца, то, к сожалению, часть его предприятий находится в зоне, которая отойдет к русским.
— Чем же виноват я? — кипятился Шульц.
— Печальная необходимость, — Хейвуд грустно покачал головой. — Я не хочу огорчать господина Шульца, но пока есть возможность, мы будем беспощадно бомбить промышленность восточной части Германии и всячески оберегать военную промышленность запада.
Шум одобрения, аплодисменты.
Поднялся маленький желчный старичок.
— Мои предприятия, — язвительно пропищал он, — находятся как раз на западе. И что же? Правда, я не прихожусь родственником господину Дюпону. Я просто скромный немецкий предприниматель.
— Не такой уж вы скромный, Людвиг! — сказал чей-то голос сзади.
— Прошу меня не перебивать… — старичок рассвирепел. — У меня маленькое химическое объединение.
— Не такое уж маленькое! — сказал тот же голос.
— Но я категорически протестую. — Поддразнивания разъярили старичка. — Почему господин Дюпон всю войну поддерживал «И. Г. Фарбениндустри», а меня игнорировал? Почему «Испано-Американское общество» ни разу не откликнулось на все мои мольбы? Я тоже давал возможность Гитлеру воевать. Я помогал великой Германии…
— При чем тут великая Германия? — прошипел Абс.
— Это наша великая родина! — старичку не хотелось слезать с пьедестала.
— Какая родина? — голос, прервавший его, был полон возмущения. —
— Не будем ссориться, господа, — вмешался на этот раз Крупп. — Мы с вами выше этого. Всем давно известно, — улыбаясь, добавил он, — что родина кончается там, где начинаются деньги.
«Миротворец» Яльмар Шахт решил, что пришло время умерить разбушевавшиеся страсти.
— Господа! — он плавно помахал рукой. — Мне кажется, я выражу общую мысль, если принесу глубокую благодарность нашему гостю за постоянную поддержку, которую он и его друзья оказывали нам, руководителям германской промышленности, во время этой войны. Благодаря этой поддержке мы могли спокойно продолжать нашу работу, получая марганец, никель, хром, вольфрам и даже каучук!
Речь Шахта в этом месте была прервана аплодисментами присутствующих.
Добродушное настроение начало возвращаться. Все улыбались.
— Приятно видеть такое единодушие, друзья мои! — продолжал Шахт. — Это позволяет мне надеяться, что мы с грустью, но твердо встретим неприятную часть нашего разговора… Я позволю себе заговорить о некотором участии американского капитала в наших предприятиях.
Благодушное настроение как ветром сдуло.
— Я понимаю, — продолжал Шахт, — кое-кого из вас пугает возможная потеря независимости, но, господа, лучше позволить состричь волосы, чем головы. Или, может быть, вы хотите революционной Германии? Русское наступление продолжается! Русские придут и уйдут. Это так! Но вы останетесь с глазу на глаз с толпой… И не будет гестапо, чтобы заступиться за вас, господа! Кто же тогда протянет вам руку помощи? Они! — Патетическим жестом Шахт указал на Хейвуда. — Только они, наши заокеанские друзья! Напоминаю: русское наступление продолжается!!
Москва. Кабинет. За письменным столом человек в штатском. Перед ним генерал-майор.
— Сообщение Н-11, — говорит генерал-майор.
— Что такое?
— Н-11 вчера присутствовала на секретном совещании американцев с Круппом и германскими промышленниками.
Иван Васильевич одобрительно улыбается:
— Ах, молодец! Какие подробности?
— Подробностей сообщить не успела, — отвечает генерал. — Будет передавать в ближайшее время.
Советские тяжелые бомбардировщики проходят над Германией. Ревут моторы. Курс — Берлин.
Сирены воздушной тревоги воют над Унтер ден Линден. Торопливо бегут в подвалы берлинцы.
Цветочный киоск. В нем очень мало живых цветов. Главным образом искусственные букетики, предусмотрительно обернутые черной траурной бумагой, и похоронные венки. Сейчас это самый ходовой товар.
Марта стоит у киоска. В руках у нее крохотный букетик бульденежей. Она расплачивается с продавщицей, которая торопится уходить.
Сирены воют над Унтер ден Линден. Рядом с Мартой останавливается Дементьев в форме майора «люфтваффе».