Избранные произведения в 2-х томах. Том 2
Шрифт:
– Нет, я что-то этого не заметил, - сказал я, желая её пристыдить.
– Они отвечали мне, когда я к ним обращался, и рассказывали о себе всё, что мне хотелось у них узнать. Очень милые девушки.
– Если так, убирайся и ты, тоже!
– крикнула мне Элина.
– Можешь пойти к ним, если охота. Я тебя не держу.
На всякий случай она спрятала деньги, которые швырнула на стол.
– Мне очень хотелось бы спросить тебя кое о чём, - сказал я, - только изволь спокойно присесть на стул и выслушать меня.
– Спросить меня кое о чём!
–
– Мне с тобой детей не крестить! Верно, опять что-нибудь про Ганну? От твоих дурацких разговоров про Ганну меня рвёт! Этим сыт не будешь!
– Не хочешь ли ты расстаться с этой жизнью?
– спросил я.
Притворившись, будто не слышит вопроса, она снова начала сновать по комнате, что-то прибирая, и при этом насвистывая для бодрости.
– Расстаться с этой жизнью?
– сказала она, вдруг вплотную подойдя ко мне.
– А чего ради? Куда мне деваться? Кто, по-твоему, возьмёт меня замуж? Кому я такая нужна? А в услужение я не пойду.
– Может, надо попытаться уехать отсюда и начать честную жизнь в другом месте.
– Ерунда! Ерунда всё это! Хватит! Ты что, проповедником заделался? Чего ради мне уезжать отсюда? Живётся мне здесь неплохо, работа у меня не тяжёлая. Послушай, выпьем ещё, а? Но только вдвоём выпьем. Тех, других, звать не станем... Гина!
– крикнула она, распахнув дверь.
Она потребовала, чтобы мать принесла ещё вина, и стала пить, и лицо её приобретало всё более отталкивающее выражение. Теперь от неё уже невозможно было добиться сколько-нибудь внятного ответа; размышляя о чём-то своём, она без конца напевала эстрадные куплеты. Потом она снова осушила стакан и рассмеялась неприятным смехом. Много раз она садилась ко мне на колени, высовывала кончик языка и. поддразнивая меня, говорила:
– На, гляди!..
Под конец она прямо спросила:
– На ночь останешься?
– Нет, - ответил я.
– Тогда я пойду на улицу, - сказала она.
Рассказчик смолк.
– Ну и что же дальше?
– спросил я.
– Как бы вы сами поступили, окажись вы перед таким выбором? Остались бы вы на ночь или ушли? Вот ведь в чём вопрос. Хотите знать, что сделал я?
– Он посмотрел на меня.
– Я остался, - сказал он.
– Остались?
– спросил я, от удивления раскрыв рот.
– Остались на всю ночь? У этой женщины?
– Я низкий человек, - сказал он.
– Но, чёрт побери, как это вас угораздило! Вино, что ли, в голову ударило!
– Не без того! Под конец и это было. Но главное, я такой же отвратительный и ничтожный человечишка, как и всё прочие. Этим всё сказано. Передо мной была женщина, чью историю я знал, трогательную, волнующую историю, и я испытал особое наслаждение от собственного бесстыдства. Можете вы это понять? Вот я и остался. И в какие бездны бесстыдства мы с ней погрузились!
Подлый циник, сам себя осудив, покачал головой.
– Сейчас я опять пойду к ней, - продолжал он.
– Может быть, её ещё можно спасти. Хотите сказать, что я не тот человек? Что ж, может, я всё же не такой подлец, каким я вам представляюсь. Вы думаете о том, как я вёл себя этой ночью? Но учтите, если бы я не остался с ней, на моё место пришёл бы другой, и на такой замене она, безусловно, прогадала бы. Уж если ей выбирать знакомых, то почему бы не остановить свой выбор на мне, я ведь чуткий, внимательный человек, и я всякий раз уступаю соблазну лишь после долгой внутренней борьбы. Но странным образом, именно это моё свойство больше всего раззадорило её. Она сама призналась мне в этом.
– Ты так восхитительно противишься!
– сказала она. Ну, что поделаешь с такой бабой? Подумать только, что ей так покалечили душу, и всё из-за тех самых цветов! С этого всё началось. Если бы не запрещали подбирать с могил цветы, она была бы теперь порядочной женщиной. Но где уж там - мы схватили её, и я был в этом пособником, да, пособником!
Он снова покачал головой и сник, подавленный случившимся.
Наконец он очнулся, словно после короткого сна.
– Боюсь, я задержал вас? Да я и сам сильно устал. Вы не скажете, который час?
Я полез в карман за часами. У меня не оказалось их с собой, наверно, я оставил их дома.
– Спасибо, в сущности, это всё равно, - сказал он, вытянул ноги, одёрнул на себе брюки и затем встал.
– Смотрите, вот идёт наша важная дама; со скорбью покончено, у девочки нет больше в руках цветов. Цветы - розы и камелии - дня через четыре завянут. Но если какая-нибудь крошка возьмёт эти цветы, чтобы на вырученные деньги купить себе ботинки, я не сочту это за грех...
С минуту мой собеседник разглядывал меня, а затем, вплотную подойдя ко мне, разразился беззвучным смехом.
– Вот какие истории надо рассказывать людям, - сказал он, - на них всегда найдёшь охотника. Премного вам благодарен, многоуважаемый собеседник!
Сняв шляпу, он поклонился мне и зашагал прочь.
Я остался один на скамейке, совершенно растерянный. Я вдруг испытал крайнее замешательство и даже утратил ясность сознания. Скотина, он пробыл с той женщиной всю ночь! С той женщиной? Да всё это вранье, он просто дурачил меня, а его трагический рассказ, наверно, выдуман от начала и до конца. Кто же он всё-таки такой, этот плут из плутов? Если случится мне когда-нибудь его повстречать, уж я с ним расправлюсь! Может быть, он где-то прочитал этот рассказ, а потом выучил наизусть, рассказик совсем неплох, у парня явный талант. Ха-ха-ха, будь я проклят, здорово он обвел меня вокруг пальца!
Я зашагал домой в тяжком смятении. Дома я вспомнил, что должен отыскать часы. На столе их не было. Я резко хлопнул себя по лбу: часы украли! Конечно, их украл тот парень, когда сидел рядом со мной на скамье. Ха-ха, вот прожженный мошенник!
Два выхода было теперь у меня. Я мог пожаловаться в полицию, и спустя несколько дней мне вернули бы мои часы, обнаруженные в каком-нибудь ломбарде. Возможно, через день-другой разыскали бы и вора. Но был и другой выход - я мог смолчать.
Я смолчал.