Избранные произведения. Том 2
Шрифт:
Берестову-младшему казалось, что если не разобраться в тонких нюансах уже сегодня, то сделать это завтра может оказаться поздно. Причём рассматривать их надо именно с позиции беспристрастного историка, а не политолога или публициста.
Пока он внимательно штудировал первоисточники: документы, воспоминания самих участников событий, суждения аналитиков. Если говорить о далекоидущих планах, то ему хотелось стать первым автором н а и н о в е й ш е й истории России, как он сам определял свой труд. Исследователи постарше на такое не замахнутся: наглости не хватит, да и профессиональное предубеждение писать только о делах давно минувших дней не позволит им составить ему конкуренцию. Честолюбивые мечты рисовали в воображении международное признание и почему-то нобелевскую премию по литературе: получили же её Теодор Моммзен за историю Рима
На сей раз он прогуливал институт ради кропотливого штудирования материалов последнего съезда КПСС. Ни современные книги, ни интернет не давали ему ответа на самые простые вопросы. Приходилось снова погружаться в библиотечный нафталин и выискивать в старых газетах и журналах – пока их не выкинули на помойку – следы того закулисного напряжения, которое царило на самом карнавальном коммунистическом форуме после Лондона.
Сразу бросилась в глаза одна деталь: многие либеральные интеллигенты, дистанцировавшиеся от партии в предыдущие годы, дружно пришли поддержать Горбачёва и не только не швырнули на пол свой партбилет, но и согласились войти в обновлённый состав центрального комитета. Например, драматург Александр Гельман, журналист Отто Лацис. Почему же их неформальный вождь Борис Ельцин позволил себе дешёвый театральный жест, картинно выйдя из партии в прямом смысле этого слова? Естественно, работал на свой имидж, на собственную карьеру. Значит, она была ему важнее той хитроумной борьбы, которую Михаил Горбачёв продолжал вести против кондовых коммунистов, в сущности, ретроградов и реакционеров. Потом они позорно проколются в августе девяносто первого, но пока с ними приходилось сражаться как с влиятельной силой. А Ельцин практически открыл второй фронт. Пока интеллектуальный цвет общества поддерживал одну политическую линию, он упрямо гнул другую. Уж не тогда ли возникли за его спиной эти две беспринципные своры, затеявшие впоследствии схватку под кремлёвским ковром в канун второго тура президентских выборов девяносто шестого года? Историк не географ. Географу для описания Волги достаточно проследить её течение от маленького ручейка на Валдайской возвышенности до впадения в Каспийское море. Историк бы полез изучать весь бассейн, все притоки, потому что они тоже Волга.
Увлечённый работой, он совсем забыл и о Виктории, и о Нине; и о первом свидании, и о втором. Когда посмотрел на часы и вспомнил о вечерних планах, схватился за голову: быть ему сегодня без обеда. Времени едва хватало, чтобы, пробираясь через неизбежные пробки, успеть к шести в Марьино.
Виктория перед уходом с работы дала шефу распечатку плана города и пояснила на словах, где ему удобней будет припарковаться.
Оставалось два часа до решения очередной загадки. Она приехала домой, забралась в горячую ванну и серьёзно призадумалась.
Из Ольгина московская жизнь рисовалась ей как горное восхождение. Нужно постепенно, высматривая ровные широкие площадки для передышки, карабкаться вверх. Первая остановка – квартира тёти Таси, потому что отдавать половину будущего заработка за жильё она категорически не хотела. Удалось. Прочно встала обеими ногами. Следующий рывок – работа. Но не таскание кирпичей, от которого опустится матка, не сидение в холодной палатке на рынке, от которого воспалятся придатки, не стояние у ткацкого станка, от которого ноги отекут и превратятся в толстые колоды, а здоровая, физически не тяжёлая служба. Важно и другое не менее существенное требование: быть на виду у потенциальных женихов, потому что на стройке – одни приезжие и забулдыги, на рынке – покупатели-пенсионеры, а на ткацкой фабрике вообще женский коллектив.
Зацепилась и тут. Быть секретарём (слово секретарша казалось ей исторически неверным) любого начальника для приезжей девчонки престижно и перспективно. Да и фирма подходящая, где одни добры молодцы снуют.
И неожиданно – ещё один головокружительный взлёт. Тут уж не сама исхитрилась, а протянули ей сверху надёжную верёвку и вытащили
Вдруг откуда ни возьмись – Петя. Прямого отношения к месту службы не имеющий. Вывод напрашивается сам собой: для достижения главной цели ползти вверх совсем не обязательно. Умный в гору не пойдёт. Умный рыщет на равнине.
Оказывается, свою судьбу случается встретить и на улице. Не буквально на тротуаре, а в каком-нибудь людном месте, в свободное от работы время. С таким же успехом можно записаться в библиотеку и стрелять глазами по сторонам из-за свежего журнала.
Но в том-то всё и дело, что специальной охоты на парней Виктория не затевала. Она собиралась честно жить и работать в надежде, что добродетель будет обязательно вознаграждена. И вот судьба даёт ей первый шанс. Как же на поверку мало у неё собственных достоинств, чтобы его не упустить!
Из головы не выходила увиденная вчера соперница, с которой по внешним данным у них боевая ничья. Возможно, и поверженная, но имеющая одно важное преимущество: она человек его круга. Дело тут не в постоянной московской регистрации (её отсутствие, конечно же, порождало у девушки комплекс неполноценности). Та девица учится с ним в университете, свободно входит туда, куда самой Виктории путь заказан. Поэтому ревность к ней долго ещё не пройдёт, даже если к тому и не будет особых поводов.
Она старалась трезво оценить своё положение. Быстро вспыхивающий любовный костёр может так же быстро и погаснуть, если не подбрасывать в него свежих дров. Учёба – вот её спасительная, долговременная вязанка. Нужно немедленно поступать учиться. Тогда их объединят не только африканские страсти, не только единство телесное, но и общие интересы. Конечно, выбирать нужно его специальность. Пусть другой вуз, но обязательно исторический факультет. Она же любит историю. И романы предпочитает читать исторические. Недавно закончила «Императорского безумца» Яана Кросса. Там тоже знатный дворянин полюбил простую крестьянку. И очень мудро сделал, потому что жизнь у него сложилась очень непросто: долго сидел в Шлиссельбургской крепости, лишился имения, был объявлен сумасшедшим. Без верной и практичной жены не перенёс бы таких мучений и лишений. А начал с того, что ещё до свадьбы определил невесту на пять лет в хорошую семью и наказал обучать её языкам и прочим вещам, составлявшим в те годы содержание своеобразного высшего женского образования. Сегодня не пушкинские времена, домашних занятий уже мало: нужен институтский диплом.
И Александру Петровичу, когда он заикнётся об их отношениях с сыном, она твёрдо заявит: хочу учиться. Поэтому ниточки с Петей не разорву. И самому Пете сегодня же скажет о своих планах. Попросит помочь готовиться к экзаменам. Не может же он отказать в этом!
А там – будет видно. Среди студентов она не затеряется, не пропадёт, даже если любимый её и бросит.
Вот только жить на что? Стипендии и на еду не хватит, не говоря уж об остальном. Конечно, родители помогут, хотя едва ли одобрят. Но придётся подрабатывать самой. И не в ущерб учёбе. Где бы такую работу найти? У Александра Петровича просить содействия неудобно: ей же после дезертирства не удастся оправдать его ожиданий.
Девушке вдруг стало так хорошо, что она уже не очень боялась предстоящего ужина. Как все счастливые, Виктория часов не наблюдала и выскочила из ванной в самый последний момент, когда до приезда Берестова оставалось меньше получаса. А ведь надо было ещё готовиться к двойному свиданию: сначала с отцом, потом с сыном.
Уже по внешнему виду приближавшейся к его автомобилю Нины Петя понял, что та едет к нему на дачу с самыми серьёзными намерениями: куртка, хотя и доставала только до колен, полностью прикрывала символических размеров юбку, а грудь под плотно облегавшим тело свитером колыхалась подозрительно свободно.
По дороге они болтали об общих институтских знакомых, о перспективах дальнейшей работы и даже о погоде: синоптики пообещали по радио к утру значительное похолодание. Доехали за двадцать пять минут.
– Ну и домище! – невольно вырвалось у девушки, когда они вышли из машины. Разумеется, снова пришлось устроить экскурсию по всем этажам, которая завершилась в большой каминной. Хозяин дачи извлёк из старинного комода комнатную рулетку и спросил:
– На что играем?
– Пусть решает казино, – уклончиво и обнадёживающе ответила гостья.