Избранные произведения
Шрифт:
Когда я выходил на улицу, меня окликнул швейцар и подал мне записку от капитана Мендонсы. В ней было сказано следующее:
«Дорогой доктор Амарал! Я совсем недавно вернулся на свое место и увидел Вас так сладко спящим, что почел за лучшее удалиться, оставив Вам эту записку с просьбой посетить меня когда вам вздумается, чем буду крайне польщен.
Мендонса.
10 часов вечера».
Ну да, я знал теперь, что Мендонса из реальной жизни — это не Мендонса из моего сна… и, однако, я так и не пошел к
С ГЛАЗ ДОЛОЙ
Говоря по правде, жаль, что дочь дезембаргадора [103] , девушка с такими моральными и физическими данными, ничуть не волновала бакалавра Агиара. Но не торопитесь с выводами, уважаемая читательница, потому что имя бакалавра Агиара также ничего не говорило сердцу Серафины, и это несмотря на все таланты бакалавра, редкое изящество манер и прочие достоинства, которыми обычно наделяют героя романа.
Однако перед вами не роман, а подлинная и правдивая история, вот почему повествование это невелико по размеру и лишено красот стиля и пространных рассуждений. Рассказываю все, как было на самом деле.
103
Дезембаргадор — высший судебный чиновник.
Теперь, когда вам известно, что эти двое не любили друг друга и даже не помышляли об этом, следует сказать, что их родители как раз желали, рассчитывали, а быть может, и имели свой интерес в том, чтобы их дети полюбили друг друга и поженились. Однако родители полагают, а господь располагает. Комендадор [104] Агиар, отец бакалавра, особенно настаивал на женитьбе, потому что хотел, чтобы сын занялся политикой, а сделать это, как ему казалось, много проще, стань его сын зятем дезембаргадора, весьма активного члена одной из партий и в тот момент депутата генеральной ассамблеи.
104
Комендадор — почетное звание.
В свою очередь дезембаргадор полагал, что его дочери неплохо бы получить свою долю в богатом наследстве, которое должно было перейти к сыну комендадора после смерти отца.
Какая жалость, что эти двое — надежда своих родителей — разрушали все планы, глядя друг на друга с полным равнодушием. Семьи часто обменивались визитами, сходясь то на вечеринки, то на праздники, однако ни Жоан, ни Серафина не делали даже шага навстречу друг другу. Нужно было срочно принимать меры, и комендадор решил разузнать, что у сына на уме.
— Жоан, — начал как-то воскресным вечером отец, оставшись после чая в кабинете с сыном наедине, — ты никогда не думал посвятить себя политике?
— Что ты! Избави бог! — испуганно отвечал бакалавр. — Чего ради мне думать о политике?
— Ради того же, что и все…
— Но у меня нет призвания.
— Появится.
Жоан улыбнулся.
Отец продолжал:
— Я неспроста спросил тебя об этом. Один человек задал мне этот вопрос, и я вынужден был промолчать, имея в виду одно весьма важное обстоятельство.
— Какое же?
— Мне сказали, что ты часто бываешь на лекциях и собраниях вместе с дезембаргадором.
— А как же иначе — ведь мы дружим домами.
— И я так ответил. Того, кто спрашивал, похоже, убедил мой ответ, но, как видно, он имел в виду другое…
Бакалавр выжидательно глядел на отца, а тот раскуривал сигару.
— Он предположил, — продолжал комендадор, пуская дым, — что ты ходишь… я хочу сказать… что ты надеешься… одним словом, что ты влюблен.
— Влюблен?
— Вот именно.
— В дезембаргадора?
— Ну и шутник! В дочку дезембаргадора.
Жоан Агиар расхохотался. Отец засмеялся тоже, хотя это был скорее не смех, а гримаса.
Воцарилось молчание.
— Однако что тут смешного? — спросил комендадор. — Ведь даже дети влюбляются. А тебе пора жениться, ей — выходить замуж. Наши семьи общаются. Вы часто бываете вместе. Стоит ли удивляться, что посторонний человек мог сделать такое предположение?
— Ты прав, но все это не так.
— Тем лучше… или — тем хуже.
— Хуже?
— Проказник! — продолжал отец шутливым тоном. — Может, ты считаешь, что она засиделась? Если ты хочешь знать мое мнение, то из девиц нашего круга ни одна не может с нею сравниться.
— Даже так?
— А разве нет?
— Я этого не нахожу.
— Ты полагаешь, что она…
— Нет, она очень красива, у нее множество достоинств, однако я не считаю ее самой красивой и самой достойной из всех, кого мы знаем…
— Назови мне любую другую…
— Ну, их много!
— Назови хоть одну.
— Сесилия, например, Сесилия Родригес, на мой взгляд, гораздо красивее.
— Да она просто кривляка!
— Папа! — воскликнул Жоан Агиар таким оскорбленным тоном, что комендадор застыл от изумления.
— Что такое? — спросил он.
Жоан Агиар не ответил. Комендадор наморщил лоб и вопросительно взглянул на молчавшего сына. Он прочел, нет, скорее угадал нечто катастрофическое; катастрофическое, поймите меня правильно, для его брачно-политических или политико-брачных, не знаю, как лучше, интересов.
— Надо ли это понимать так, что… — начал было комендадор.
— Что я ее люблю? — насмешливо перебил его сын.
— Я не это хотел тебя спросить, — возразил комендадор (хотя именно это он и собирался спросить), — но раз ты сам коснулся этого вопроса, то будет неплохо, если ты скажешь мне…
— Правду?
— Чистейшую правду.
— Я люблю ее, она любит меня, и, пользуясь этим случаем, я хочу, папа…
— Не продолжай, Жоан.
Бакалавр испуганно умолк.
— Ты хочешь жениться, не так ли? Неужели ты сам не видишь, что это невозможно? Я не хочу сказать, что это невозможно вообще: всякое случается на этом свете, если того требует природа. Но ведь у общества свои законы, которые мы не должны нарушать, а согласно этим законам такая женитьба невозможна.