Избранные сочинения в шести томах. Том 5-й
Шрифт:
Оба старца вновь обменялись взглядами, по которым можно было понять, что, состоя и раньше членами Совета Трех, они понимали многое такое, о чем их молодой колле¬ га и не подозревал. Во взглядах этих было еще и нечто на¬ поминавшее сговор взять власть над чувствами новичка, прежде чем приступить открыто к своим страшным обя¬ занностям. — Ради Святого Марка, синьоры, в этом случае пусть справедливость торжествует открыто! —продолжал ниче¬ го не подозревавший Соранцо. — Какого снисхождения может ждать наемный убийца? Нужно как можно шире оповестить народ о нашем суровом и справедливом при¬ говоре — это лучше всего будет характеризовать нашу власть! Старые сенаторы кивнули в знак согласия со своим коллегой, говорившим с жаром молодости и неопытности и прямотой благородной души. Лицемеры, согласно рас¬ пространенному образу действий, часто прикрываются молчаливым согласием. — Конечно, очень хорошо утверждать справедли¬ вость, — ответил более пожилой. — Вот, например, в Львиной пасти найдено несколько доносов на неаполи¬ танца, герцога святой Агаты. Я предоставляю вам, мои умудренные опытом коллеги, разобрать их. — Избыток ненависти выдает их происхождение! — воскликнул самый неискушенный из членов Совета. — Могу поручиться жизнью, синьоры, что все эти обвине¬ ния порождены личной злобой и недостойны внимания республики! Я много встречался с герцогом святой Агаты и могу сказать, что это в высшей степени достойный че¬ ловек! — Это не помешало ему претендовать на руку дочери старого Тьеполо! — Молодость всегда поклоняется красоте, и это вовсе не преступление. Он спас жизнь синьоры, а в том, что молодость испытывает такие чувства, нет ничего удиви¬ тельного! — Не забывайте, что Венеция, так же как и самый молодой из нас, может также испытывать чувства, синьор! — Не может же Венеция
— Разумеется, Святому Марку придется удовлетво¬ риться ролью благоразумного отца. Вы еще молоды, синьор Соранцо, а донна Джульетта редкая красавица! С течением времени оба вы станете иначе относиться к судьбам государств, как и к судьбам отдельных семейств... Но мы понапрасну тратим время на пустые разговоры — ведь нашим агентам еще не удалось разыскать беглянку. Сейчас самый неотложный вопрос — как нам избавиться от Якопо. Показал ли вам его светлость письмо от рим¬ ского папы относительно перехваченных донесений? — Да, показывал. Наши предшественники ответили достаточно исчерпывающе, и тут нам больше делать нечего. —- В таком случае, мы можем серьезно заняться де¬ лом Якопо Фронтони. Нам нужно будет собраться в зале инквизиции, чтобы свести преступника с его обвините¬ лями. Это серьезное испытание, синьоры, и Венеция уро¬ нит себя во мнении народа, если высшее судилище отне¬ сется к приговору без должного внимания. — На эшафот негодяя! —снова воскликнул Соранцо. — Возможно, его постигнет эта участь или даже еще худшая — колесование. Более глубокий разбор дела по¬ кажет наму какое решение правильнее будет вынести. — Когда речь идет о безопасности наших граждан, может быть только одно правильное решение! Я никогда прежде не жаждал смерти человека, но сейчас я жду этого с нетерпением. — Ваше справедливое негодование, синьор Соранцо, будет удовлетворено: предвидя безотлагательность дела, наш коллега, достойный сенатор, и я сам уже отдали необходимые распоряжения. Близится назначенный час, и мы все встретимся в зале инквизиции, чтобы выпол¬ нить свой долг. Затем разговор перешел на более общие темы. Это тайное и необычное судилище, которое не имело опреде¬ ленного места для своих собраний и которое выносило приговоры то на площади, то во дворце, среди шумных забав маскарада, или в церкви, на веселых сборищах и в кабинете одного из его членов, должно было разбирать множество самых разнообразных дел. В его состав входи¬ ли только люди знатного происхождения, но так как не все они рождались на свет одинаково способными к ясе- стокости, то норой случалось, как, например, сейчас, что 340
— Какого снисхождения может ждатъ наемный убийца? — продолжал ничего не подозревавший Соранцо.
двум более искушенным членам Совета приходилось пре¬ одолевать благороднее устремления их коллеги, прежде чем пустить в ход всю эту адскую машину. Любопытно, что общество обычно устанавливает го¬ раздо более жесткий критерий истины и справедливости, чем это претворяется в жизнь каждым его отдельным членом. Причина такого положения совершенно очевид¬ на, ибо природа наделила всех людей пониманием этого права и от него отказываются лишь под давлением силь¬ ных личных соблазнов. Мы восхваляем добродетель, ко^ торой не можем подражать. Поэтому страны, обществен¬ ное мнение которых имеет наибольшее влияние, обретают и более чистые нравы. Из этого следует, что при господ¬ стве правильной системы взглядов неизбежно совершен^ ствуется и национальная мораль. Ужасно положение того народа, у которого законы и постановления властей ниже личных принципов самих граждан, ибо этот факт доказывает, что подобный народ не является хозяином своей судьбы и, что еще страшнее, коллективная сила его используется для разрушения тех самых качеств, из которых слагается добродетель и кото¬ рые во все времена необходимы для борьбы с постоянны¬ ми эгоистическими устремлениями. Точное представление о законности всякого рода привилегий еще важнее для сильных мира сего, чем для простых граждан, ибо ответственность, являющаяся сущностью свободного прав¬ ления, более чего-либо иного заставляет так называемых слуг народа следовать призывам своей совести. Широко распространенное мнение, будто республика не может существовать, если гражданам ее не свойствен¬ на истинная добродетель, настолько льстит нам, что мы редко берем на себя труд выяснить, верно ли оно; но нам ясно, что следствие здесь принимается за, причину. Если в республике народ — истинный носитель власти, то утверждают, что он обязан обладать высокими мораль¬ ными качествами, чтобы правильно ее использовать. Есля говорить о законах, то это утверждение одинаково спра¬ ведливо как в применении к республике, так и к другим формам правления. Но ведь управляют же монархи, а да¬ леко не все они бывают образцами добродетели; и власт¬ вующая аристократия часто не обладала даже миниму¬ мом этих моральных качеств, что доказывает все наше повествование* То положение, что при прочих равных 342
условиях граждане республики по своему моральному уровню гораздо выше, чем подданные государств с лю¬ бой иной формой правления, является почти бесспорным, ибо там ответственность перед общественным мнением, которую несет вся администрация, и установившаяся мораль, характеризующая общие настроения, будут влиять на всех и не позволят государству превратиться в изъеденный продажностью механизм, как это бывает там, где порочные установления направляют это влияние по порочному пути. Случай, о котором мы рассказываем, является свиде¬ тельством справедливости приведенных выше рассужде¬ ний. Синьор Соранцо был весьма достойным человеком, а счастливая семейная жизнь еще укрепила в нем его природные склонности. Подобно многим венецианцам своего сословия, он время от времени принимался изу¬ чать историю и политику фальшивой республики, и сила кастовых интересов и неверно понятых собственных нужд заставила его признать различные теории, кои он отверг бы с отвращением, если б это было предложено ему в другом виде. И все же синьор Соранцо не поднимался до настоящего понимания действий той системы, которую он был рожден поддерживать. Даже такое государство, как Венеция, вынуждено было в какой-то мере считаться с общественным мнением — о чем только что шла речь, — показывая всему остальному миру лишь ложную картину своих истинных политических идеалов. Однако многие из этих «идеалов» были слишком очевидны, чтобы их удалось скрыть, и они с трудом воспринимались челове¬ ком, чей ум еще не был развращен опытом; но молодой сенатор предпочитал закрывать на это глаза; если же эти прйнципы вторгались в его жизнь, влияя на все, кроме той жалкой, призрачной и мнимой добродетели, награда за которую еще так далека, он был склонен ис¬ кать некие смягчающие обстоятельства, могущие оправ¬ дать его покорность. В таком душевном состоянии сенатор Соранцо был неожиданно избран в Совет Трех. В юности он считал власть, которой теперь его облекли,* пределом своих же¬ ланий. Воображение рисовало ему тысячи картин его благотворной деятельности, и только с годами, узнав, сколько преград возникает на пути тех, кто мечтает о добрых делах, он понял, что все, о чем мечтал, неосу- 343
1дествимо. Поэтому ой вошел в состав Совета, мучимый сомнениями и мрачными предчувствиями. В более позд¬ ние времена, при такой же системе, видоизмененной- лишь несколько просвещением, явившимся результатом разви¬ тия книгопечатания, синьор Соранцо, возможно, стал бы сенатором в оппозиции, то ревностно поддерживающим, какие-либо меры по улучшению общественного устрой¬ ства, то любезно уступающим требованиям более жест¬ кой политики, но всегда соблюдающим свои собственные интересы и едва ли понимая, что он на деле совсем не тот, кем кажется. Однако виной тому был не столько он сам, сколько обстоятельства, заставлявшие его при столкновении долга с личными интересами отдавать предпочтение личной заинтересованности. Впрочем, оба старых сенатора даже не предполагали, какого труда им будет стоить подготовить синьора Со¬ ранцо к исполнению обязанностей государственного деяте¬ ля, коренным образом отличавшихся от тех, к которым он привык, когда был простым гражданином. Старые члены Совета продолжали разговор, не откры¬ вая своих прямых намерений, но всеми способами объяс¬ няя свою политику; беседа длилась почти до того часа, когда все они должны были собраться во Дворце Дожей. Тогда они покинули дом С такими же предосторожно¬ стями, как и вошли в него, чтобы никто из простых смерт¬ ных не догадался об их действительных функциях. Самый пожилой появился во дворце некоего патри¬ ция на празднестве, которое украсили своим присутст¬ вием благородные красавицы и откуда исчез потом так, что этого никто не заметил. Другой посетил дом лежав¬ шего при смерти друга и долго беседовал там с монахом о бессмертии души и надеждах христианина; на проща¬ ние он получил благословение монаха, и вслед ему раз¬ дались похвалы всей семьи. Синьор Соранцо до последней минуты пробыл в кругу семьи. Освеженная легким бризом, донна Джульетта вер¬ нулась с прогулки еще прелестнее обычного; ее мягкий голос и нежный смех старшей дочери еще звучали в ушах сенатора, когда он выходил из гондолы, причалив¬ шей под мостом Риальто. Надев маску и закутавшись плотнее в плащ, синьор Соранцо смешался с толпой и направился узкими переулками к площади Святого Мар¬ 344,
ка. В толпе ему не грозили любопытные взгляды. Обычай носить маску часто оказывался весьма полезным для ве¬ нецианской олигархии, ибо помогал людям избегать ее деспотизма и делал жизнь в городе более сносной. Сена¬ тор видел, как босые загорелые рыбаки входили в собор. Он последовал за ними и очутился возле тускло осве¬ щенного алтаря, где еще служили заупокойные молебны по Антонио. — Он был твоим товарищем? — спросил Соранцо у рыбака, чьи темные глаза даже при слабом свете свер¬ кали, словно глаза василиска. — Да, синьор. И среди нас не осталось более честно¬ го и справедливого человека. — Он стал жертвой собственного ремесла? Никто не знает, как он умер! Некоторые говорят, что святому Марку не терпелось видеть его в раю, другие же уверены, что его убил Якопо Фронтони. — Зачем понадобилась браво жизнь такого человека? — Будьте добры сами ответить на этот вопрос, синьор. Зачем, в самом деле? Говорят, Якопо хотел отомстить ему за свое позорное поражение в последней регате. — Неужто он так ревниво оберегает свою честь хо¬ рошего гребца? — Еще бы! Я помню время, когда Якопо предпочел бы смерть поражению в гонках! Но это было до того, как он взялся за кинжал. Останься он гондольером, в такую историю еще можно было бы поверить, но теперь, когда он занялся иным делом, что-то пе похоже, чтоб он при¬ нимал так близко к сердцу эти гонки на каналах! — А не мог этот рыбак случайно упасть в воду? — Конечно, мог, синьор. Такое случается каждый день, но тогда мы плывем к своей лодке, а не идем ко дну! В молодости Антонио свободно проплывал от набережной до Ли до! — Но возможно, что, падая, он ушибся и не смог до¬ браться до лодки? — Тогда на теле остались бы какие-нибудь следы, синьор! — Почему же Якопо в этот раз не воспользовался своим кинжалом? — Он не стал бы убивать кинжалом такого, как Ан¬ тонио. Гондолу старика нашли в устье Большого канала, в полумиле от утопленника, и притом против ветра! Мы 345
замечаем все это, потому что разбираемся в таких ве¬ щах. — Покойной ночи тебе, рыбак! — И вам того же желаю, ваша светлость! — ответил труженик лагун, удовлетворенный долгим разговором с человеком, которого считал выше себя. Сенатор в маске продолжал свой путь. Он без труда покинул собор, незамеченным вошел во дворец через по¬ тайную дверь, скрытую от нескромных вглядов, и вскоре присоединился к своим коллегам по страшнохму суди¬ лищу. Глава XXVIII Т ам узникам, вместе отдыхающим, Не слышен голос тюремщика. Книга Иова Читателю уже известно, каким образом Совет Трех проводил те свои заседания, которые именовались гла¬ сными, хотя ничто связанное с этой сугубо секретной организацией не может быть названо гласным в обычном смысле слова. Теперь снова собрались те же сановники, скрытые теми же мантиями и масками, как это было описано в одной из предыдущих глав. Несходство заклю¬ чалось только в характерах судей и подсудимого. Лампу поставили так, что свет ее падал на определенное место, куда предполагалось поместить обвиняемого, меж тем как часть зала, где находились инквизиторы, была осве¬ щена тускло, что весьма гармонировало с их мрачными и таинственными обязанностями. За дверью, через кото¬ рую обычно вводили узника, послышался звон цепей — верный знак того, что дело предстояло серьезное. Вот двери распахнулись, и браво предстал перед неизвестны¬ ми ему людьми, которые должны были решить его судьбу. Так как Якопо и прежде нередко являлся перед Со¬ ветом — правда, не как подсудимый, — то теперь при виде всей этой мрачной обстановки он не выказал ни испуга, ни удивления. Лицо его было бледно, но спокой¬ но, и держался он с большим достоинством. При его появлении по залу пронесся шорох, затем воцарилась глу¬ бокая тишина. 346
— Тебя зовут Якопо Фронтони? *= спросил секретарь, бывший своего рода посредником между судьями и обви¬ няемым. — Да. — Ты сын некоего Рикардо Фронтони, который был связан с контрабандистами и находится сейчас в ссылке на одном из отдаленных островов или несет какое-то дру¬ гое наказание? — Синьор, он несет другое наказание, — Ты был гондольером в юности? — Да, был. — Твоя мать..* — ...умерла, — докончил Якопо, так как секретарь умолк и стал рыться в своих бумагах. Он произнес это слово таким взволнованным голосом, что секретарь не осмелился вновь заговорить, не взглянув предварительно на судей. — Она не была обвинена вместе с твоим отцом? — Если бы даже и была, синьор, она уже давно вне власти республики... — Вскоре после того, как твой отец навлек на себя гнев сената, ты оставил ремесло гондольера? — Да, синьор. — Ты'обвиняешься в том, Якопо, что сменил весло на стилет. — Да, синьор. — Вот уже несколько лет в Венеции ходят слухи о твоих кровавых делах, а последнее время тебя обви¬ няют в каждой насильственной смерти. — Верно, синьор секретарь. Хотел бы я, чтоб этого не было! — Его светлость дож и члены Совета не остались глухи к жалобам; с тревогой, подобающей каждому пра¬ вительству, отечески пекущемуся о своих гражданах, прислушивались они к подобным разговорам. И если тебя так долго оставляли на свободе, то лишь потому, что не хотели поспешным и непроверенным решением запят¬ нать мантию правосудия. Якопо опустил голову, но ничего не сказал. Однако при этом заявлении на его лице появилась такая ядовитая й многозначительная улыбка, что секретарь тут же уткнулся в бумаги, словно намереваясь хорошенько в них разобраться. 347
Пусть читатель не возвращается к этой странице с удивлением, когда узнает развязку пашего повествова¬ ния, ибо и в его времена власти прибегают ко всякого рода тайным и явным махинациям, возможно, лишь не столь жестоким. — Против тебя имеется сейчас страшное обвинение, Якопо Фронтони, — продолжал секретарь, — и ради спа¬ сения жизни граждан Венеции Тайный Совет сам взял¬ ся за это дело. Знал ли ты некоего Антонио Веккио с лагун? — Синьор, я узнал его хорошо лишь недавно и очень сожалею, что не знал раньше. — Ты знаешь также, что его тело нашли в заливе? Якопо вздрогнул и лишь утвердительно кивнул. Млад¬ ший член Совета, пораженный этим безмолвным призна¬ нием браво, повернулся к своим коллегам; те важно скло¬ нили головы в ответ, и немой разговор прекратился. — Его смерть была причиной большого волнения среди рыбаков и привлекла пристальное внимание Совета. — Смерть последнего бедняка в Венеции должна за¬ ботить властителей, синьор! — Знаешь ли ты, Якопо, что тебя обвиняют в убий¬ стве рыбака? — Да, синьор. — Говорят, ты участвовал в последних гонках и, если бы не этот старый рыбак, взял бы первый приз? — Все это так и было, синьор. — Значит, ты не отрицаешь обвинения? — спросил секретарь, не скрывая удивления. — Ясно одно: если бы не старик, я бы стал победи¬ телем. — И ты этого хотел, Якопо? — Очень, синьор, от всего сердца, — ответил обви¬ няемый, впервые проявляя волнение. — Мои товарищи отреклись от меня, а ведь умение владеть веслом — моя гордость с самого детства и до сего дня. Молодой сенатор снова невольным движением выдал свой интерес и удивление. — Сознаешься ли ты в совершенном преступлении? Якопо насмешливо улыбнулся. — Если присутствующие тут сенаторы снимут маски, я смогу ответить на этот вопрос с большей откровен¬ ностью, — сказал он. 348
— Твое условие дерзко и незаконно! Никто не может знать имен тех, кто вершит судьбы государства. Итак, признаешь ли ты свою вину? Но тут в зал поспешно вошел служащий сената, пе¬ редал сановнику в красной мантии какую-то бумагу и удалился. После небольшой паузы стражникам приказа¬ ли увести подсудимого. — Благородные сенаторы, — сказал вдруг Якопо, по¬ рывисто подходя к столу, словно стремясь не упустить случая и высказать все, что его мучило, — прошу мило¬ сердия! Позвольте мне навестить одного заключенного, который сидит в камере под свинцовой крышей! У меня есть для этого серьезная причина. И я прошу вас как людей, как отцов разрешить мне это! Двое сенаторов, совещавшихся по поводу полученного донесения, даже не слышали, о чем просил Якопо. Тре¬ тий — это был Соранцо — подошел ближе к лампе, желая как следует рассмотреть человека, пользующегося столь дурной славой, и пристально глядел на выразительное лицо браво. Тронутый его взволнованным голосом и приятно удивленный выражением лица Якопо, сенатор приказал исполнить его просьбу. — Сделайте то, о чем он просит, — сказал Соранцо стражникам, — но будьте готовы привести его обратно в любую минуту. Якопо взглядом поблагодарил его и, боясь вмешатель¬ ства остальных членов Совета, поспешно вышел. Ма¬ ленькая процессия, следовавшая из зала Инквизиции в летние камеры ее жертв, печально характеризовала этот дворец и правительство Венеции. Они шли по темным потайным коридорам, скрытым от посторонних глаз и отделенным от покоев дожа лишь тонкой стеной, которая, подобно показной стороне го¬ сударства, за внешней пышностью и великолепием скры¬ вала убожество и нищету. Дойдя до тюремных камер, расположенных под крышей, Якопо повернулся к страж¬ никам: — Если вы люди, снимите с меня на минуту эти ляз¬ гающие цепи! Стражники удивленно переглянулись, но ни один не решился оказать ему эту милость. — Я иду сейчас, должно быть, в последний раз к едва живому... — продолжал Якопо, — к умирающему отцу... 349