Издержки хорошего воспитания
Шрифт:
Розалинда: Мистер Гиллеспи, это мистер Блейн.
Гиллеспи: Мы уже встречались с мистером Блейном, вы ведь из Дейтона?
Эймори: Да.
Гиллеспи (отчаянно): Я бывал там. Довольно кошмарный городишко.
Эймори (язвительно): Не знаю. Я всегда считал, что лучше быть провинциальной острой подливкой, чем жидким столичным супчиком.
Гиллеспи: Что?
Эймори: О, только без обид.
Розалинда: Он слишком неотесан.
Эймори: Я однажды был влюблен в такую.
Розалинда: И что?
Эймори: Ах, да просто дура — ничего в ней не было, кроме того, что я сам ей приписал.
Розалинда: И что потом?
Эймори: В конце концов я убедил ее в том, что она умнее меня, а потом она меня… она дала мне от ворот поворот. Сказав, что я не представляю практической пользы.
Розалинда: А что это значит?
Эймори: О! Это значит: вожу машину, но не умею сменить колесо.
Розалинда: И чем же вы собираетесь заниматься?
Эймори: Писать — думаю начать здесь, в Нью-Йорке.
Розалинда: Гринич-Виллидж.
Эймори: Господи боже, я сказал «писать», а не «пить».
Розалинда: Мне нравятся деловые люди. Умные мужчины обычно такие уютно-домашние.
Эймори: Мне кажется, что я вас знаю целую вечность.
Розалинда: Со времен пирамид?
Эймори: Нет, я собирался поселить нас во Франции: я был бы Людовиком Четырнадцатым, а вы — моей… моей… (Изменившимся голосом.) Думаю, мы полюбим друг друга.
Розалинда: Я же предлагала притвориться.
Эймори: Если бы начали притворяться, это было бы слишком.
Розалинда: Почему?
Эймори: Эгоистичные люди в известном смысле обладают невероятной способностью к большой любви.
Розалинда: Притворись.
Эймори: Я не умею говорить нежности. Но ты прекрасна.
Розалинда: Не то.
Эймори: А что тогда?
Розалинда (печально): О, ничего. Стоит мне захотеть чувствительности, настоящих сантиментов, и я их не получаю.
Эймори: Я в жизни только их и встречал, и они мне опротивели до тошноты.
Розалинда: Так трудно бывает найти мужчину под стать нашим артистическим вкусам.
Слышите? Кто-то играет «Поцелуй меня снова».
Эймори: Ну и?
Розалинда: И?
Эймори (тихо, признавая поражение): Я люблю тебя.
Розалинда: Я люблю тебя.
Эймори: О боже, что я наделал?
Розалинда: Ничего. Не говори, прошу. Поцелуй меня снова.
Эймори: Я не знаю, почему и как так случилось, но я люблю тебя — с первого взгляда.
Розалинда: И я тоже… Я… я… хочу принадлежать тебе.
(Губы ее чуть дрожат.) Не отпускай меня, мне все равно, пусть все узнают…
Эймори: Повтори!
Розалинда: Я люблю тебя!
Ах, я еще очень молода, слава богу, и, слава богу, довольно красива, и, слава богу, счастлива… (Она замолкает, а потом в порыве откровения добавляет.) Бедный Эймори!
Популярная девушка
Перевод Е. Калявиной
I
Каждую субботу около половины одиннадцатого Йенси Боумен с помощью какой-нибудь изящной уловки ускользала от кавалера и отправлялась из бального зала к более выгодному месту обзора в баре загородного клуба. Высмотрев там отца, она либо кивала ему, подзывая, если он тоже ее замечал, либо посылала к нему официанта, чтобы предупредить о своем неизбежном присутствии в баре. Если дело было до половины одиннадцатого и, значит, за огнедышащим коктейлем прошло не более часа, отец вставал со стула и нехотя позволял дочери уговорить себя переместиться в бальный зал.
«Бальным залом» эта комната звалась за неимением более точного определения. Она была из тех, что днем заставлены плетеной мебелью, и описать их можно, прибегнув к сентенции: «Ладно, пошли потанцуем». Еще она обозначалась как «Ну, там, внизу». Это было безымянное пространство всех загородных клубов Америки, где обычно заключались судьбоносные сделки.
Йенси знала, что, если отвлечет отца хоть на час и он проведет этот час, беседуя с ней или глядя, как она танцует, или даже, что редко случалось, потанцует и сам, то она сможет без опаски отпустить его на волю. Если же танцы закончатся до полуночи, то он вряд ли будет достаточно подогрет, чтобы причинить кому-нибудь беспокойство.