Издержки хорошего воспитания
Шрифт:
III
— Доброй ночи, Йенси.
Йенси и ее поздний провожатый стояли на тротуаре перед украшенным лепниной домом, который они снимали с отцом. Мистер О’Рурк попытался придать многозначительность прощанию, нараспев произнося ее имя. Уже долго и чуть ли не силой он порывался возвысить их отношения до чувственного уровня, но Йенси, с ее смутной флегматичностью, которая почти всегда служила ей защитой, свела его усилия на нет. Джерри О’Рурк отошел в прошлое. В семье его деньги водились, но он — он работал брокером, как и большинство его ровесников. Он продавал облигации — облигации нынче были в цене, как когда-то, во времена подъема, в цене была недвижимость,
— Ради бога, поезжай уже.
Он выжал сцепление.
— Позвони мне потом.
Минутой позже он исчез за углом улицы, залитой лунным светом. Укороченный глушитель его автомобиля наполнил тарахтением ночное пространство, но двум десяткам усталых обитателей предместья не было дела до чьих-то бесшабашных скитаний.
Йенси задумчиво присела на ступеньку. Ключа у нее не было, и ей пришлось ждать, пока не вернется отец. Пятью минутами позже его автомобиль свернул на улицу и, с особой осторожностью подъехав к крыльцу огромного дома Роджерсов, остановился. Йенси вздохнула с облегчением, встала и побрела по дорожке. Дверца автомобиля распахнулась, и миссис Роджерс благополучно спешилась, опираясь на руку Скотта Кимберли, который, сопроводив ее до дверей, вернулся к машине. Йенси уже подошла достаточно близко, чтобы заметить, что он занял водительское место. Когда автомобиль подкатил к дому Боуменов, она разглядела в глубине салона отца, сражающегося со сном, причем с нелепым для такой борьбы достоинством. Роковой час до полуночи сделал свое дело — Том Боумен опять сошел с дистанции.
— Привет! — крикнула Йенси, когда машина встала у бровки.
— Йенси, — пробормотал ее родитель, безуспешно имитируя добродушное оживление. Рот его кривился в заискивающей ухмылке.
— Ваш отец был не совсем в форме. Так что он позволил мне сесть за руль, — весело объяснил Скотт, выйдя из машины навстречу Йенси. — Славная машина, давно она у вас?
Йенси засмеялась, но смешно ей не было.
— Его что, парализовало?
— Кого это парализовало? — обиженно засопели из машины.
Скотт наклонился к дверце:
— Позвольте помочь вам, сэр.
— Я сам м-мгу, — уперся мистер Боумен. — Просто от-тйдите, кто-то напоил меня др-рным виск.
— Ты хочешь сказать, что огромное количество народу налило тебе по маленькой? — уколола Йенси холодно.
Мистер Боумен добрался до бровки на бровях, но удивительно легко, однако это был обманчивый успех, ибо он тут же ухватился за ручку, существующую только в его воображении, впрочем, Скотт немедленно протянул ему руку помощи, и мистер Боумен был спасен. Йенси направилась к дому первая, пылая от негодования и стыда. А вдруг молодой человек решит, что подобное случается каждую ночь? Больше всего ее унижало собственное участие в этой сцене. Если бы каждый вечер отца к постели относили двое дворецких, она бы, наверное, гордилась, что он может позволить себе подобную роскошь, но допустить мысль, что ей пришлось помогать его тащить, и обнаружить, что груз забот и беспокойства одолевает ее! И наконец, ее раздражало присутствие Скотта Кимберли, его навязчивая помощь в доставке отца домой.
Стоя у низенького крыльца, облицованного узорной плиткой, Йенси порылась в жилетке Тома Боумена, нашла ключ и отворила дверь. Минуту спустя глава семьи был водружен в кресло.
— Благодарю покорно, — сказал он, очнувшись на мгновение, — не угодно ли присесть? Не желаете ли выпить? Йенси, нельзя ли принести крекеры и сыр, если что-то осталось, дорогая?
Хладнокровие, с которым это было сказано, развеселило Скотта и Йенси.
— Пора в постельку, папа, —
— Дай-ка мне гитару, — попросил он, — я сыграю твое любимое.
Если не считать случаев, подобных этому, он не касался струн уже лет двадцать.
— Теперь все будет хорошо. Спасибо вам огромное. Он сейчас уснет, а когда проснется, пойдет в кровать как миленький.
— Хорошо…
Они вместе вышли из дома.
— Засыпаете? — спросил он.
— Ничуть.
— Тогда, может быть, вы позволите задержаться у вас ненадолго, пока я не удостоверюсь, что все в порядке. Миссис Роджерс дала мне ключ, так что я ее не потревожу.
— Да все будет отлично, — запротестовала Йенси. — Конечно оставайтесь, но он нас больше не побеспокоит. Он, наверно, слишком часто прикладывался к рюмке. И здешний виски, да что там говорить… Такое случилось только раз — прошлым летом, — добавила она.
Ей понравилось сказанное, вроде бы это прозвучало убедительно.
— Может, все-таки посидим минуту?
Они устроились бок о бок на плетеной лавочке у крыльца.
— Я подумываю о том, чтобы задержаться на несколько дней, — сказал Скотт.
— Как мило! — Ее голос вновь сделался тягучим.
— Кузен Пит Роджерс был нездоров сегодня, но завтра он собирается на утиную охоту и берет меня с собой.
— О как интересно! Мне всегда безумно хотелось попасть на охоту, и папа обещал, но так и не взял меня.
— Нас не будет дня три, и я надеюсь, что потом останусь до следующих выходных…
Он вдруг замолчал и наклонился, прислушиваясь:
— А это что такое?
Из комнаты долетели прерывистые всхлипы музыки — тренькающие аккорды гитары, а потом несколько неуверенных вступительных нот.
— Это папа! — вскрикнула Йенси.
И тут до них донеслось пение — пьяное и невнятное, голос завывал на длинных нотах, пытаясь выразить печаль:
Спой песню городскую, По рельсам катим мы, И счастлив бедный ниггер, Свободный от тюрьмы.— Кошмар! — вскрикнула Йенси. — Он перебудит всю округу.
Припев закончился, гитара затренькала снова, потом взревели финальные аккорды! И тишина. Вскоре грохот сменился басовитым, но вполне явственным храпом. Мистер Боумен, побаловав себя музыкальными упражнениями, впал в сон.
— Давайте покатаемся, — нетерпеливо предложила Йенси, — надо развеяться.
Скотт с готовностью вскочил, и они зашагали к машине.
— Куда поедем? — поинтересовалась она.
— Да какая разница.
— Можно доехать до Крест-авеню, это наша главная улица, а потом дальше до бульвара у реки.
IV
Когда они свернули на Крест-авеню, новый собор, огромный и недостроенный, — имитация другого, случайно не завершенного собора в некоем фламандском городке, — расселся перед ними, словно белый бульдог на толстых окороках. Призраки четырех апостолов, залитых лунным светом, поглядывали на них из стенных ниш, которые все еще были завалены горами запорошенного белесой пылью строительного хлама. Собор благословлял Крест-авеню. За ним следовала массивная громадина из песчаника, возведенная «мучным королем» Р. Р. Комерфордом, а дальше на полмили растянулись спесивые каменные здания, построенные в мрачные девяностые. Эти особняки были украшены исполинскими подъездными дорожками, арками, где под гулкими сводами еще недавно звонким эхом отдавался стук копыт породистых лошадей, и огромными круглыми окнами, стягивающими корсетом вторые этажи.