Издержки хорошего воспитания
Шрифт:
В качестве приманки она, задействовав телефонную книгу, избрала некоего Джимми Лонга, красивого юношу, друга детства, который недавно приехал работать в Нью-Йорк. Джимми Лонг был искусно принужден зазвать ее на представление в среду днем. Они условились встретиться в вестибюле в два часа.
В среду она обедала со Скоттом. Его глаза ловили каждое ее движение, и, видя это, она почувствовала прилив нежности к нему. Сначала она желала то, что он собой представлял, теперь же она почти бессознательно желала его самого. Тем не менее она не позволила себе расслабиться. Времени было слишком мало, а ставки — слишком
— Что вы делаете сегодня после обеда? — спросил он.
— Иду на дневной спектакль — с одним человеком, который меня раздражает.
— Почему он вас раздражает?
— Потому что он хочет, чтобы я вышла за него, а я полагаю, что мне этого не очень хочется.
На слове «полагаю» она сделала слабое ударение, намекая, что не очень уверена в своих чувствах, — да, вот так, «не очень хочется».
— Не выходите за него.
— Скорее всего, не выйду.
— Йенси, — неожиданно тихо произнес он, — ты помнишь ту ночь, там, на бульваре…
Она сменила тему. Настал полдень, и всю комнату заливал солнечный свет. Место и время были вовсе не подходящими. В таком разговоре она должна полностью контролировать ситуацию. Он должен говорить только то, что она хочет от него услышать, ничего выходящего за эти рамки она не могла ему позволить.
— Уже без пяти два, — сказала она, взглянув на часы. — Мне нужно идти. Я не хочу опаздывать.
— А вам хочется идти?
— Нет, — просто ответила она.
Видимо, ответ удовлетворил его, и они спустились в холл. Йенси сразу заметила мужчину, кого-то ждавшего, явно сконфуженного и одетого не по меркам «Рица». Естественно, это был Джимми Лонг, некогда популярный щеголь в городишке на западе. А теперь… на голове сидела зеленая шляпа — без шуток, зеленая! Его пальто, вышедшее из моды несколько лет назад, без сомнения, было приобретено в пресловутом магазине готовой одежды. Носки его длинных узких ботинок загибались вверх. С ног до головы он представлял собой недоразумение — все, что только могло быть неправильным в человеке, было неправильно в нем. И смущен он был только инстинктивно, не осознавая своей нелепости. Оскорбительный призрак, Немезида, ужас.
— Привет, Йенси! — заорал он и устремился к ней с явным облегчением.
Героическим усилием воли Йенси повернулась к Скотту, пытаясь задержать его взгляд на себе. И, поворачиваясь, успела отметить безукоризненный пиджак Скотта и его изысканный галстук.
— Спасибо за угощение, — сказала она с ослепительной улыбкой. — Увидимся завтра!
Затем она рванулась к Джимми Лонгу, будто в воду нырнула, оттолкнула протянутую руку и буквально выволокла его через вращающуюся дверь, ограничившись одним восклицанием «Скорее!», чтобы утолить его неповоротливое удивление.
Происшествие обеспокоило ее. Она утешала себя, припоминая, что Скотт, скорее всего, взглянул на ее спутника мельком, поскольку не сводил с нее глаз. И все же она была в ужасе, и вряд ли Джимми Лонг наслаждался ее обществом в достаточной степени, чтобы компенсировать билеты в дальний ряд, купленные по скидке в закусочной Блэка.
Но если Джимми в качестве приманки безнадежно провалился, то случившееся в четверг вполне удовлетворило ее и воздало должное ее сообразительности. Она придумала свидание за обедом, после
Повинуясь молниеносному импульсу, она повернулась к шедшему рядом симпатичному юноше, нежно склонила головку и сказала громко и дружелюбно:
— Благодарю вас, скоро увидимся!
Затем, прежде чем он успел удивиться, она развернулась и протянула руку Скотту.
— Кто это такой? — нахмурившись, спросил он.
— Не правда ли, красавец?
— Только если вас прельщает такая красота.
По тону Скотта можно было понять, что упомянутый джентльмен выглядел изнеженным и слишком разодетым. Йенси хохотнула, беспристрастно восхищаясь своим умением расставлять силки.
Йенси готовилась к решающему субботнему вечеру и в четверг отправилась в магазин на Сорок второй улице, чтобы купить перчатки. Протягивая продавцу пятидесятидолларовую банкноту, она надеялась, что ставший совсем невесомым кошелек значительно утяжелится, когда она получит сдачу. Но к ее удивлению, продавец протянул ей сверток и монету в четверть доллара.
— Что-нибудь еще?
— Да, мою сдачу.
— Но я уже отдал ее вам. Вы дали мне пять долларов. Четыре семьдесят пять за перчатки, остается двадцать пять центов сдачи.
— Я дала вам пятьдесят долларов.
— Должно быть, вы ошиблись.
Йенси порылась в сумочке.
— Нет, я дала вам пятьдесят! — гневно повторила она.
— Нет, мадам, ведь вы дали пять долларов.
Они крайне раздраженно смотрели друг на друга. Кассирша была призвана свидетельствовать, затем позвали управляющего, собралась небольшая толпа.
— Но я совершенно уверена! — воскликнула Йенси, и две сердитые слезинки задрожали в ее глазах. — Я отлично помню!
Управляющий выразил сожаление, но леди, должно быть, оставила купюру дома. В кассе нет ни одной пятидесятидолларовой ассигнации. Шаткий мир Йенси трещал по швам.
— Если вы оставите адрес, — сказал управляющий, — мы сообщим вам, если что-нибудь прояснится.
— Ах вы, чертовы дураки! — крикнула Йенси, потеряв голову. — Я заявлю на вас в полицию!
Всхлипывая, как ребенок, она выбежала из магазина. И почувствовала себя совершенно беспомощной: что она могла доказать? Уже отбило шесть, и магазин закрылся, как только она вышла. Взял продавец эту банкноту или нет, он уже будет на пути домой, когда прибудет полиция, и вообще, почему это нью-йоркская полиция должна ей поверить или играть по правилам?
В отчаянии она вернулась в «Риц» и беспомощно, чисто машинально проверила содержимое чемодана. Конечно, купюры там не было. Да она и так знала, что там ее быть не может. Она собрала каждое пенни и подсчитала, что у нее теперь всего только пятьдесят один доллар и тридцать центов. Позвонив управляющему отеля, она попросила рассчитать ее завтра, в полдень, — она была слишком подавлена, чтобы выехать раньше.
Она ждала в комнате, не смея заказать даже стакан воды. Затем зазвонил телефон, и она услышала бодрый и холодный голос клерка: