Изгнание беса (сборник)
Шрифт:
Формально Жанна занимает свою прежнюю должность, но разумеется, теперь никто не требует от нее бегать с бессмысленными бумажками. Напротив, ей выделяют крохотный кабинетик в конце коридора, и посетитель видит сперва одного из братьев Степано, который окидывает каждого волчьим взглядом, затем проходит в маленькую приемную, где ждет, сколько нужно, и лишь потом через предбанничек проникает в собственно кабинет: стол, два стула и туша мрачноватого сейфа. Плотные шторы, свет круглой лампы обескураживают посетителя. А когда тот, перебарывая смущение, начинает различать что-то во мраке, он замечает синее, почти черное платье, из которого устремлена беззащитная шея, бледное выстиранное лицо, подрагивающие от напряжения глазные яблоки, и такие светлые бесплотные губы, кои могут, как думает каждый, лишь возносить к небу молитвы. Призраками вздымаются за спиной Жанны Севастопольские бастионы, и волшебный блеск южных морей, кажется, одевает ее зыбким сиянием.
Впрочем, это уже из легенд, созданных задним числом. Однако Жанна действительно стала теперь совсем другим человеком. Нет больше девочки, плачущей под дождем в промозглой осенней Москве, есть – Иоанна, Дева, исполненная таинственного предназначения. Будто невидимая энергия пронизывает посетителя: чуден летящий
Но если Жанна только еще догадывается о непрочности своего положения, об изменчивости признания и зыбкости славы, которая есть просто дым, то Д. Н. Кармазанов, в отличие от нее, точно знает, что все нынешние их успехи – не более, чем иллюзия. Слишком давно он занимается политическим менеджментом и слишком много видел людей, ушедших в политическое небытие. Он знает, что самое сложное тут – это овеществить миражи, овладеть обманчивой силой, которая, как пар, движет поршни. Причем он знает также, что решающим здесь является фактор времени: чем дольше ждешь, тем ниже температура рабочей среды, и если пропустить момент, когда давление в ситуации максимально, может случиться так, что энергии просто не хватит для последующего движения. Это – жестокий закон, Кармазанов уже сталкивался с ним на практике.
Кстати, положение самого Кармазанова тоже весьма двусмысленное. Феерическая победа Жанны – одновременно и его достижение. Именно он открыл эту девушку и пристроил ее к тараканьим бегам, именно он научил ее тупости власти и мудрости подчинения и, конечно, именно Кармазанов, этот сумасшедший кузнечик, отстоял ее в самые трудные дни «Севастопольской обороны». Это – его заслуга, его личный вклад в дело победы. Менеджерский авторитет Кармазанова укрепился, фамилия прозвучала там, где должна была прозвучать. Он еще не получил собственно административного подтверждения нынешнего своего статуса, но по тем контактам, которые у него теперь есть, по головокружительной близости к власти и сотне других верных примет, и ему и всем остальным вполне очевидно, что конкретное должностное назначение не за горами. Людей, подобных ему, не так уж и много. Главное – не продешевить, отдав рубль за копейку. То есть, в этом отношении все складывается превосходно. Но с другой стороны, он точно идет по жердочке над бездонным провалом, потому что новая политическая фигура никому не нужна. Требуется не просто мессия, но – мессия, предсказуемый и управляемый. Требуется мессия, делающий лишь то, что надо в данный момент. Собственно мессианство слишком опасно для конкретных политиков, и от Кармазанова при сложившихся обстоятельствах ждут одного – чтобы он придал этой новой силе нужную конфигураци, чтобы он направил ее и контролировал, какие бы трудности не возникали, и чтобы именно он взял поводья, если лошади понесут. Вот что ждут от него сейчас прежде всего. Никому и голову не приходит, что Жанна может иметь какие-то свои интересы. Она – инструмент, она – лишь орудие в крепких и надежных руках. Это общая точка зрения, и, кстати, это точка зрения самого Кармазанова.
Коллизия возникает сразу же после возвращения из Севастополя. Ситуация требует, чтоб Жанна сделала несколько политических заявлений, показалась бы на телеэкране со вполне определенными персонажами, ясно и по возможности резко отмежевалась от «патриотической» оппозиции. Это плата за помощь, которую им оказали во время «Севастопольской обороны». И одновременно – аванс, демонстрирующий ее лояльность и готовность к сотрудничеству. Ничего особенного, обычная закулисная практика. Кармазанов не видит в намечаемой акции никаких затруднений. Подумаешь – выступить, отбарабанить в эфир заранее написанный текст. Ерунда, с этим справится даже семилетний ребенок. Однако тут Жанна преподносит сюрприз, которого он не ждал. С ледяным высокомерным спокойствием заявляет она ему, что ни в какие союзы с людьми, развалившими великое государство, вступать не намерена; существуют в жизни понятия, которыми не торгуют, потому что тогда жизнь утрачивает всякую ценность и смысл. Если же эти люди действительно ощущают свою вину за содеянное, если они раскаиваются и припадок политического безумия миновал, они могут открыто сказать об этом в средствах массовой информации. Признание личной вины – путь ее искупления. Замазывание ошибок опасно, оно приводит к новым ошибкам.
Кармазанова эти ее интонации попросту ошарашивают. У него и мысли не возникало, что здесь, где он – царь и бог, возможны какие-то возражения. В первый момент он, видимо, даже не понимает, о чем идет речь. Можно представить себе, как он хлопает ртом, будто рыба, вытащенная на сушу. У него не хватает слов, и скрюченные костистые пальцы царапают воздух. Закружилась голова у вчерашней десятиклассницы? Возомнила себя политиком, а не тряпичной марионеткой?
Его желчное раздражение тем сильней, что как раз незадолго до этого Жанна фактически сорвала некие важные переговоры. Миссия отца Варсонофия, по-видимому, не пропала втуне. Выводы из его доклада в конце концов были сделаны. Мы почти ничего не знаем об этой мелькнувшей за кадром таинственной встрече, церковь охраняет свои секреты не хуже некоторых спецслужб, и однако по многим косвенным данным, в частности, приведенным в книге К. Магноса «Война с Иисусом», можно предполагать, что здесь осторожно затрагивалась тема сотрудничества. Ничего удивительного в этом, конечно, нет. Кризис русского православия стал в последние
Для Кармазанова это действительно кое-что значит. Поддержка церкви в данный момент им очень желательна. Она превращает их в силу, обладающую определенной доктринальной природой. Стихия организуется, возникает прочный и надежный фундамент. От Жанны в такой ситуации требуется совсем немного: только помалкивать и умно кивать, когда к ней обращаются. Более от нее никому ничего не нужно. Кармазанов искренне убежден, что так именно и произойдет. Ведь до сих пор Жанна не проявляла политической самостоятельности. И вдруг с изумлением, близким к панике, слышит он, как Жанна ответствует, что обязательства, изложенные иерархами, слишком неопределенны: давайте от слов к делу, что именно вы предлагаете? А дальше, практически без перехода: что для нее лично нет разницы между конфессиями. Бог един, и безразлично, откуда восходит к нему молитва: из православного храма, из синагоги, из пагоды, из мечети. Вряд ли Он обращает внимание на подобные мелочи. Кармазанов просто не успевает вмешаться в ее самоуверенный монолог. А когда он приходит в себя и прерывает его резким взмахом руки, момент упущен, исправлять что-либо уже поздно. Слово сказано, слово было у Бога, и оно было – Бог. Иерархи, как можно понять, не опускаются до подобных дискуссий. Строгие лица их утрачивают человеческие черты, монашеские одеяния выглядят непробиваемыми доспехами, а тяжелое серебро на крестах – ярким и недоступным. Оно будто защищает их от прорезавшегося соблазна. Скрипучими вежливыми голосами сказаны еще несколько фраз, и переговоры заканчиваются, так фактически и не начавшись.
Вот почему ярость Кармазанова беспредельна. С гневом он заявляет, что Жанна обязана выполнять все его указания. В конце концов, должна же быть элементарная благодарность! Он ее породил, и он же, если потребуется, вышвырнет ее, как котенка. Никакой самодеятельности он более не потерпит! Что она вообще стала воображать о себе? Если не нравится, ради бога, выкатывайся отсюда! Он таких девок он найдет восемь штук на любом вокзале! Иди, иди, я тебя упрашивать не намерен!..
Это колоссальный неуправляемый выброс эмоций. Кармазанов не сдерживается и не считает нужным выбирать выражение. Много чести, знаете ли, для этой пигалицы. Страшным сухопарым кузнечиком мечется он по тесному кабинету, опрокидывает оба стула, отбрасывает их ударом ноги, раздирает тюль штор, смахивает со стола бумаги. Более всего это напоминает приступ безумия. Еще никто никогда не разговаривал с Жанной подобным образом. И тем не менее, она выбирает лучшую тактику из всех возможных: равнодушно молчит, словно оскорбления Кармазанова ее не касаются, отстраняется, если он наклоняется слишком близко, отворачивается, глядит куда-то в пространство. И дождавшись, пока припадок начнет несколько выдыхаться, так же молча встает и выходит из кабинета. А когда Кармазанов, еще жестикулируя, пытается рвануться ей вслед, путь ему преграждает один из братьев Степано.
Вероятно, худшего оскорбления Кармазанову нанести было нельзя. С ужасом понимает он вдруг жестокую и очевидную истину: что пока он крутился, как бешеный, обеспечивая им стратегические тылы: уговаривал, врал, обещал, заключал временные союзы, вся подобранная им команда, которую он считал только своей, очень тихо, но безоговорочно перешла на сторону Жанны. И веснушчатый Зайчик, отмалчивающийся ныне не хуже Девы, и медлительный Гоша, свистящей астмой в качестве неодобрения, и солидный, опытный, вроде бы, дядя Паша, отвечающий, что девочка нуждается в надежной защите. Как хотите, а я не могу сейчас ее бросить. То есть, против него уже практически все; Кармазанов – один, и вынужден признать поражение. Причем самое горькое, что выпадает ему в такой ситуации, это – глаза чиновников, считывающих детали. По их мнению, именно Кармазанов направляет действия Девы, полностью отвечает за них и выводит на определенные результаты. Чтобы не потерять имидж, он вынужден делать вид, что все в порядке.
Трудно хронологически указать, когда Кармазанов в конце концов решается на предательство. В середине июля его назначают советником президента по особым вопросам. Однако это, скорее, следствие Севастопольского успеха, чем вульгарная плата за переход с одной позиции на другую. В строго моральном смысле это вообще не предательство. С точки зрения Кармазанова, у него перед Жанной не было никаких обязательств. Напротив, опять-таки с его точки зрения, нечто вроде предательства совершила именно эта пигалица – проявив дурацкую самостоятельность и поставив под удар их общее дело. Не он ее предал, чтобы выторговать себе какие-то привилегии, а она его вероломно бросила на съедение паукам. Вероятно, таков, по его мнению, смысл событий. И дело здесь, видимо, не только в предательстве или вероломстве. Кармазанов, вне всяких сомнений, человек сильных страстей. При других обстоятельствах он стал бы новым Робеспьером или Савонаролой. Эмоции сотрясают его, бросая из крайности в крайность. Зависть мучает, как отрава, при виде успехов, которых достигают другие. Нервная лихорадка, как пламя, сжигает мозг. Можно, разумеется, вслед за Авериным, называть его «черным ангелом Жанны», ее «демоном», «искусителем», «нечистой совестью современной политики», – это все справедливо, как справедливо, однако, почти любое высказывание, – но нельзя также сбрасывать со счетов отчаяние этого человека, видящего, как из-за капризов (с его точки зрения), из-за упрямства, из-за чрезмерныхамбиций рушится то, во что уже вложено столько веры и сил, может быть, сама жизнь, просачивающаяся сейчас сквозь пальцы. Блистательная победа оборачивается поражением; дорога к небу становится дорогой, ведущей в ад; будто призрак, ускользает единственный шанс вырваться из сословия капельдинеров в настоящую режиссуру. Отчаяние его, видимо, подлинное, и не менее подлинно отчуждение, которое Жанна начинает чувствовать вокруг себя.