Изгнание владыки (илл. Л. Смехова)
Шрифт:
— Вы так думаете? — с пробудившейся надеждой спросил Хинский. — То же самое говорит и капитан Светлов… Это мой… приятель… хороший знакомый… — объяснил он.
— Ну, вот видите, — тепло улыбнулась Ирина. — И все, конечно, так думают. Место гибели «Чапаева» известно в точности. Далеко от этого места оставшимся там людям уходить некуда. Вот увидите, через несколько дней наши полярные геликоптеры благополучно отыщут их.
— Вы знаете, Ирина Васильевна, — оживленно повернулся к ней Хинский, — я считаю, что самое главное здесь — это быстрейшая организация розысков. И я надеюсь, что министр сделает все, чтобы ускорить их. А теперь перейдем к делу. Как кончились ваши эксперименты, Ирина Васильевна?
— Я считаю, что очень удачно. Я нашла некоторые условия, при которых дефектоскоп не в состоянии следить за процессами, происходящими внутри машины в то время, когда она выпускает брак.
— Правда? Это действительно удача. Как же вы достигли этого.
— Я нашла два метода. Не знаю, может быть есть и другие… Первый заключается в том, что дефектоскоп до необходимой степени изолируется от этих процессов, на него как бы надеваются темные, мутные очки. Настолько мутные, что сквозь них почти ничего нельзя разобрать. И снимок он будет выдавать более яркий или более мутный — пожеланию оператора…
— А второй способ?
— Второй способ… — начала Ирина, но закончить не успела.
Тихий гудок телевизефона прервал ее.
— Простите… одну минуту… — сказала она Хинскому и включила экран.
В его овале появилась голова директора, чем-то явно взволнованного. Бросив мимолетный взгляд на Хинского, он глухо произнес:
— Здравствуйте, товарищи. Ирина Васильевна, будьте добры зайти ко мне сейчас же… Да… Извинитесь перед товарищем Хинским, но дело очень срочное. Я вас недолго задержу.
— Хорошо, Виктор Андреевич. Сейчас буду у вас.
Оставшись один в кабинет, Хинский задумался: «Нет, это совсем не так просто. Зачем строить иллюзии, зачем обманывать самого себя? Столько же шансов за то, что Комаров остался на льду, сколько и за то, что он погиб… Ведь был страшный взрыв…»
За дверью, сквозь тихий гул работающего цеха, послышались твердые шаги. Дверь распахнулась. Хинский открыл глаза. У двери стоял плотный человек небольшого роста, с седыми усами, высоким выпуклым лбом и острыми живыми глазами.
Человек долго и внимательно рассматривал Хинского, словно стараясь запомнить его, потом, оглядев кабинет, тонким, певучим голосом произнес:
— Ирина Васильевна, очевидно, вышла. Вы ее ожидаете, товарищ?
— Да. Она скоро вернется.
— Вы не знаете, куда она ушла?
— Директор ее вызвал к себе…
Хинскому не понравилось настойчивое и пристальное внимание этого человека, и он сам не сводил с него глаз, ставших под конец не менее настойчивыми и пристальными.
— Ага! Благодарю вас! — вежливо сказал человек и повернулся с намерением выйти.
Навстречу ему из цеха метнулась фигура Кантора и заступила дорогу.
— Простите, товарищ Акимов, я забыл вам сказать…
Едва Кантор успел произнести эти несколько слов, как человек стремительно надвинулся на него. Кантор в недоумении оборвал фразу и должен был попятиться на шаг. Дверь захлопнулась, и Хинский опять остался один.
В то же мгновение он оказался на ногах. Кровь бросилась ему в лицо, сердце сильно забилось.
Так вот он какой, Акимов! Как же было не узнать его? Фотоснимок не совсем удачный… Почему он так пристально смотрел? Знает? Понял? Узнал? Ах, нехорошо! Не надо было отвечать таким же пристальным взглядом… Интересный тип. Совсем не такой серый, как на снимке. Видимо, умный, сильный враг… Надо держать ухо востро…
Хинский прошелся несколько раз по кабинету — от двери к противоположной стене. Время шло, а Ирина не возвращалась. У Хинского уже начинало иссякать терпение. Наконец открылась дверь.
Ирина вошла, как слепая, пошатываясь. Подойдя к столу, она схватилась за него, как будто опасаясь упасть. Хинский услышал ее шепот:
— Не может быть… Не может быть… Это не он…
Хинский бросился к ней:
— Что с вами, Ирина Васильевна? Что случилось?
Руки Ирины упали со стола, она пошатнулась.
Хинский подхватил ее и повел к креслу. Усадив Ирину, он быстро налил из графина воды и подал ей стакан.
— Выпейте, Ирина Васильевна, — бормотал он. — Что случилось?
Она сделала несколько глотков, мелко стуча зубами о край стакана.
— Он тоже там, — бормотала она. — Не может быть… Как он туда попал?… Что же это такое?… Кик же это могло быть?
— Кто? О ком вы говорите, Ирина Васильевна? Успокойтесь. Возьмите себя в руки.
Глотая слезы, то и дело прикладывая платок к покрасневшим глазам, Ирина торопливо заговорила:
— Это мой брат… Дима… Мальчик мой… Сначала Валя, теперь Дима тоже там, пропал без вести… Но это не Антонов, это мой Дима… Потому что с ним Плутон… Мне сейчас сказал это наш директор, он получил радиограмму из Архангельска… Там сказано про мальчика Антонова… Только нет, это мой Дима. Он убежал из дому… Дима с Плутоном…
— Говорите, говорите, Ирина Васильевна! — едва сдерживая волнение, сказал Хинский. — Прошу вас… Это очень важно. Вы не можете себе представить, как это важно! И для вас и для… меня.
Последняя фраза поразила Ирину. Она внезапно пришла в себя, с недоумением, почти недоверчиво взглянула на Хинского и замолчала.
Через минуту она тихо спросила:
— Почему и для вас, товарищ Хинский?
«Спугнул… — с досадой подумал Хинский. — Ну, теперь ничего не поделаешь… Надо идти до конца».
Пристально глядя на Ирину, он отогнул обшлаг на рукаве. Под обшлагом сверкнул золотой значок.
Ирина перевела глаза на Хинского, и вдруг лицо ее вспыхнуло. Она встала и протянула ему обе руки.