Изгнание
Шрифт:
Обедать она не стала, но распорядилась насчет легкого ужина, после которого, убедившись, что Миранда спокойно спит, они с Эммет пошли в город, в надежде на то, что в двух других гостиницах, которые назывались «Медведь» и «Ангел» (та, в которой остановились они, называлась «Три Лебедя»), они смогут найти кого-нибудь из знакомых. Женщины медленно брели по улице. Когда они проходили мимо старой школы, Николь вдруг услышала:
– Арабелла? Но этого не может быть!
Николь обернулась, удивленно улыбаясь, и увидела в темноте, недалеко от одного из горящих факелов, Джекобину Джермин, ту самую девушку,
– Дорогая, я еле-еле смогла узнать тебя, ты действительно беременна. Конечно, лорд Джоселин сообщил мне об этом, говоря, что ты поправилась, но я никогда не думала, что такая миниатюрная крошка, как ты, может стать такой огромной.
Николь застенчиво улыбнулась:
– Примерно через две недели я снова стану миниатюрной. Но это-то как раз не столь важно. Ты видела Джоселина, он здесь?
– Да, он был здесь до вчерашнего дня, пока не уехал с королем и принцем Рупертом в Лестер. Сегодня утром Руперт должен был подойти к городским воротам и потребовать, чтобы их открыли для короля. В том случае, если они откажутся, он должен был после нескольких предупредительных залпов атаковать город. Судя по тому, что мы сегодня полдня слышали, ему пришлось это сделать.
– Как ты думаешь, город уже взят?
– Я не знаю, но завтра утром собираюсь поехать туда и узнать.
– Я поеду с тобой.
Джекобина с удивлением оглядела фигуру Арабеллы:
– Ты думаешь, это будет разумно с твоей стороны?
Николь рассмеялась:
– А думаешь, с моей стороны было разумно отправиться в это сумасшедшее путешествие, однако я сделала это, теперь не остановлюсь ни за что, если даже начну рожать прямо сейчас.
– Ты совершенно не изменилась, – улыбаясь, ответила Джекобина.
Держась за руки, они дошли до гостиницы «Ангел», где просидели, болтая, несколько часов. Эммет вежливо извинилась и, не желая им мешать, вернулась обратно в «Три Лебедя». Джекобина рассказала Николь довольно грустную историю, и та опять почувствовала себя виноватой. Оказывается, принц Руперт, наконец-то, заметил Джекобину, – это случилось на Рождество, и переспал с ней, довольно грубо, по ее словам, лишив ее девственности.
– Он, конечно, извинился, Арабелла, сказав, что не ожидал, что я – девственница, а если бы знал, то держал бы себя в руках.
– Значит, он был с тобой не так уж и груб.
– Уверяю тебя, он сказал это только из вежливости. На самом деле ему было абсолютно все равно, да и сейчас он не обращает на меня внимания. Во время полового акта он все время закрывает глаза, и я почти уверена, что он думает в этот момент о другой женщине. Принц Руперт влюблен в какую-то даму, а может, и не в даму, но я никак не могу выяснить, кто она. Одно время я по глупости думала, что это ты, но когда ты уехала в Девон, то поняла, что ошибаюсь.
– И что же ты собираешься делать? Уверена, что эта «игра» тебя совсем не устраивает, – осторожно сказала Николь.
– Я намереваюсь расстаться с ним, потому что продолжать это – очень больно, лучше уж покончить со всем разом. Хотя мне это будет нелегко. Когда я его вижу, то совершенно теряюсь,
– Бедная Джекобина, – произнесла Николь.
Девушка-фея вздохнула:
– Да, любовь это самая ужасная вещь, я теперь поняла это.
– Ну, не всегда. Стоит тебе только встретить достойного человека, и Руперт перестанет для тебя так много значить.
– Да нет, я не верю в это.
– Слушай, давай поговорим о чем-нибудь другом, – предложила Николь и осторожно перевела разговор на другую тему, так осторожно, как умела это делать только Николь Холл.
Между ними все же существовала какая-то напряженность. Подруга грустила, хотя Николь обратила внимание, что она стала намного симпатичней после своего приключения с принцем. Сама же Николь чувствовала вину перед Джекобиной, и вина эта усугублялась сознанием того, что завтра она, кроме того, что встретится с Джоселином, увидится еще и с принцем Рупертом. Эта мысль, подобно темному облачку, возникла где-то в глубине ее сознания, и сколько она ни старалась, никак не могла отогнать ее прочь. Николь очень хорошо выспалась ночью, но проснулась она все же с чувством вины по отношению к подруге.
Лестер был почти полностью разгромлен после того, как рассердившийся принц атаковал его. В стенах, окружающих город, зияли огромные дыры, через которые, по всей видимости, и проникали роялисты. Правда, там еще были одна или две лестницы, по которым они тоже могли попасть за городские стены. И хотя сражение было жестоким, на улицах уже не было трупов, лишь булыжная мостовая была мокрой и скользкой от крови. Это было единственное молчаливое напоминание о трагедии, которая здесь разыгралась. Хотя было много ужасного: богатые дома были разграблены, а дома бедняков снесены чуть ли не до основания; даже церкви и больницы не пощадили грабители; окна магазинов были выбиты, а товары честных торговцев разбросаны по улицам города.
– Какой откровенный грабеж! – с отвращением воскликнула Николь.
– Да, всегда одно и то же, король это одобряет, а принцу Руперту все равно. «Круглоголовые» поступают точно так же.
– Им бы всем следовало получше следить за своими солдатами.
– Если солдаты хоть раз почувствуют себя привольно, потом с ними уже никакими силами не справиться.
– Это просто отвратительно, – произнесла возмущенная Николь и тут же заметила повозку, полную награбленного добра, которая проехала мимо них и скрылась за поворотом дороги, ведущей к городским воротам.
Женщины приехали в Лестер в фургоне, потому что Николь в ее состоянии не могла передвигаться иначе. По мере того как они продвигались все дальше к центру города, им обеим стало казаться, что жители тоже принимают их за грабителей, поэтому после короткого совещания было решено спрятать фургон в надежном месте и продолжить путь пешком. Никто не пытался с ними заговорить, никто им не улыбался. Николь удивило еще и то, что на улице было совсем мало народу. Вдруг мимо проехала большая группа кавалеристов, все они были в сверкающих сапогах и с разноцветными перьями на шляпах, и все они двигались в том же направлении, что и две подруги.