Изгои (Часть 2)
Шрифт:
За труху.
Чмок лакейских поцелуев
Наверху.
В исторических палатах
Жалкий трёп.
Разговоры простоватых
Недотёп.
От восторга до злорадства –
Только шаг.
В кулуарах казнокрадства
Совесть – враг.
Самый важный – это шкурный
Интерес.
На российские котурны
Вор залез.
Уважаем и заметен...
Человек.
...Отмывают
Старый век.
***
В эйфории победных фраз
За Урал промелькнула тень.
И крутые плечи спецназ
Вместо Риги пасут Тюмень.
Мародеры из КГБ
И ушкуйники от ЦК
Перекрашивают ХЭБЭ
И окоп обживают… пока.
ПОДЕЛЬНИКУ
«…работайте – и вас тоже
похоронят в деревянном гробу!»
«Архипелаг ГУЛАГ»
Неприхотлив российский работяга:
Живёт в халупе, лопает помёт,
В лохмотья спрятав росписи Гулага,
Чужую ношу, скорчившись, везёт.
Вчера его большевики пинали,
Сегодня – «демократы» и попы,
А он забыл и думать о привале,
Уйти не хочет с меченой тропы.
На нём висят заморские вампиры
И местная жирует мошкара.
Приладились кавказские проныры
Доить по-свойски сонного одра.
С его хребта назойливое племя
Торгует сигаретами вразнос
И утоляет всем в любое время
Томительно-похмельно-алчный спрос...
Чудак готов корячиться за чарку,
Пластаться (и угробить) за бутыль...
...К какому месту приложить припарку,
Чтоб человеком стала эта пыль?
ГДЕ Я БЫЛ В ЧАСЫ ПЕРЕВОРОТА?
«Oh, foolish mortals!
Always taught in vain!»
Byron
«Коммунист!» – ругательное слово.
Приговор толпы звенит сурово.
Громче всех горланят: «Люди, жарьте их!»
...Кореша их бывшие по партии.
Оборотень в рясе демократа
Назначает ставки таровато.
Белят рожи в августовской щёлочи,
Уцепившись за портфели, сволочи.
Негодяи каются (ещё бы,
Дело-то касается утробы!).
Мечутся отцы перед допросами.
Сыновья потеют над доносами.
Вся страна гудит осиным роем.
Трус рекомендуется героем.
Те, что были просто очевидцами,
Оказались ключевыми лицами.
Плебс вопит с упорством идиота:
«Где ты был в часы переворота?»
– Я? – блажил в объятьях чудной женщины
И плевал на происки
На интриги гадов-партократов
И возню подонков-демократов.
…Не люблю я площадей прокуренных,
Да и жалко… братьев обмишуренных.
1991 г.
IX
«Иду – и думаю о разном,
Плету на гроб себе венок,
И в этом мире безобразном
Благообразно одинок».
Г. Иванов
***
Цветок расцвёл, поник,
Увял (без повторенья!)
Как жизнь – нелепый миг
Бесплодного цветенья.
1988 г.
СОН
«And Spring herself, when she wake at dawn
Would scarcely know that we were gone».
S. Teasdale
Чёрное небо над чёрной землей
Младенческие мечты
Уносит из Времени ветер злой.
В тумане плывут кресты.
Пять миллиардов трупов гниют
И некому мясо жрать.
Покинули дети сиротский приют.
Смеётся счастливая мать.
***
Сын в тюрьме, щенка – украли.
Тишина, Покой,
Мёрзнет кладбище печали.
Скрючился изгой.
Ветер снег швыряет с крыши
На загривки псам.
То ли люди, то ли мыши
Шарят по углам.
С четырех сторон – заносы.
Встало колесо.
Безответно льются слёзы
У дверей СИЗО.
Нищенскую передачу
Щупает сержант.
Возвращает молча сдачу –
Тёсанный педант.
Выстрадала перемены
Зона без огней.
С каждым днём всё выше стены,
В камерах – тесней.
Миллионы одиночеств
В спазмах злой тоски
Горькую судьбу пророчеств
Режут на куски.
Кончился непраздник детства.
...Сыто заурчал,
Проглотив мираж наследства,
Пасмурный подвал.
***
Одурманен нарциссами пышными
Увядает кровавый каприз,
Не судьбой, не мольбами всевышними
Синусоида катится вниз.
По законам российского племени
Избавленье – в последний момент.
Затхлой плесенью нашего времени
Как стеной окружён «президент».
Соловьи, испражнившись руладами,
Золотого яйца не снесли.
Пожирается скользкими гадами
Плодородная совесть земли.