Изгой
Шрифт:
Атаман пыхнул люлькой, окутался табачным дымом, и после недолгой паузы произнес:
– А там сельцо мужицкое пустое стоит. Людишек татары в полон угнали, и по делу – поленились они крепостицу возвести от жадности своей. На дубраву понадеялись – там хотели спрятаться. И поделом им! Ногаи хаты не жгли, так что жить будет где. Из урожая что-то осталось – я всех селян, что к тебе «стрельцами» прибились, еще неделю тому назад туда отправил, как полон на Сечь привел.
Юрий внимательно посмотрел на кошевого атамана – такая предусмотрительность «характерника» его напугала. И тут Иван Сирко рассмеялся,
– Земли пустые стоят – а мужики хлеб для казаков растят. Мало у нас жита, если бы не царское хлебное жалование, голод случался бы. Да и селян не так жалко, если татары следующим летом зорить придут – казачьи хутора мне куда дороже, – атаман внимательно посмотрел на Галицкого, словно оценивая, на что он способен.
– На убой я тебя не отправляю – все оружие османское да татарское людям твоим оставили, все возы с пушками, да и добра подкинули в счет доли. Припасы на зиму, опять же, и порох с царского каравана. Я никогда долю свою не брал с походов, но тут попросил, когда дуванили, тебе ее полностью отдать. Так что отобьетесь сами, если что, и казачьи земли сохраните – первыми на себя татарский набег примите.
– Благодарствую за заботу, батько!
– Кроме Смальца, я тебе пятерых казаков отрядил, с тобой поедут, сторожевой заставой. Да двое джурами к тебе пойти согласились, хоть воин из тебя никакой. Ладно, Смалец их чему угодно научит добре!
Юрий еще раз поклонился, испытывая смутное беспокойство – он чувствовал какую-то недосказанность, скрывавшуюся в словах атамана, но не верить Ивану Сирко не мог…
Глава 8
– И что мне с этим хутором теперь делать?
Вопрос невольно завис в воздухе, заданный самому себе для успокоения. Стало ясно, что кошевой атаман Иван Сирко его надежно упрятал в самом дальнем «медвежьем углу» от всех любопытных глаз – и в первую очередь от самих сечевиков. Да и сотником Галицкого называл с явственной иронией в голосе – таковым, понятное дело, Юрий не был, и являться никак не мог.
Как в поговорке – ни по рылу, ни по чину!.
А вот то, что над ним не было ни куренного атамана, коих в войске Низовом до четырех десятков насчитывалось, ни паланочного полковника, главного атамана на местах, говорило о том, что расположение разоренного татарами селения, прилепившегося к горному кряжу, в верховьях Торца, находилось на краю «Дикого поля» вне войсковой территории запорожцев.
Видимо, беглые крестьяне хотели жить в своей воле, не прося защиты у казаков, за что и поплатились этим летом жестоко. И сколько таких селений сгинуло на кромке «Дикого поля» никто и не скажет – крымчаки зорили округу как могли. А потому желающих поселиться в этих благодатных местах мало. Лишь беглые, да холопы – как отменили Юрьев день на Москве, так и побежал народец поближе к югу, в эти края. Однако таких было немного. Большая масса беглецов просила покровительства у донских казаков, потому что знали – «с Дона выдачи нет».
«Хотел бы убить, давно бы проделал так, что я бы чихнуть не успел. Возникает ощущение, что кошевой атаман решил мне испытание устроить – выживу ли я с людьми в столь гиблом месте, где набега ногаев можно ожидать в любую минуту, а помощь
Юрий огляделся – на небольшой хребтине стояло пять хат с постройками, почти цепляясь стенами, друг за друга, что давало какие-то шансы на оборону. Но возможность устоять мизерная, на полчаса боя, никак не больше, причем от полусотни татар.
Но вот следов ожесточенной схватки не было видно, только разграбления, причем весьма быстрого. Видимо татары нагрянули внезапно, а караульная служба по какой -то причине либо не велась, или дозорных вырезали так тихо, что те не подняли тревоги.
Галицкий трезво оценил перспективы – и нашел место благоприятным. Справа неширокая, но с крутыми склонами, балка, по которой протекал Торец, петляя и бурля на пороге. Слева лощина, глубокая, заросшая деревьями и кустарниками почти на всем протяжении, но в одном месте с пологим краем, и проложенной к хатам тележной колеей. Балка с лощиной далеко впереди сходились, образуя угол. А сзади нависал поросший лесом хребет Донецкого кряжа, в виде подковы, как бы обрамляя своей стеной небольшую долину, стиснутую его склонами.
Самое смешное, но Юрий бывал здесь в прошлой жизни – но тогда все было изуродовано карьером и озером, наполненным всякой промышленной гадостью, а чуть подальше раскинулись заводские цеха, прекратившие свою работу лет так через десять после установления «незалежности». А лесов в помине не осталось, вырубили подчистую, только чахлые тополя, да кустарники с высокими сорняками и бурьяном.
Однако сейчас все вокруг было настолько живописно, что можно только посетовать на деятельность потомков, капитально загадивших эти места и практически полностью погубив экологию.
– Не успели крестьяне вовремя в лес смотаться – татары бы их долго там ловили…
– Три девки с парубком сбежали, да детей с ними двое – совсем малые. Потом вернулись, и жили здесь осторожно, в страхе великом – решили казаков дождаться. Нас увидели, и снова укрылись на кряже, вчера возвратились. Рады, что защита теперь будет.
– И женихов изрядно, выбор большой для невест, – пошутил Юрий. – Мы ведь не сечевики, которым жениться нельзя, и не зимовые казаки даже. Так, искатели приключений на свою задницу, на страх и риск поселившиеся, прямо перед носом татар. А потому не стоит дожидаться набега, а укрепиться нужно, как следует. А то сдается мне, что по этому спуску в лощину, татары и прискакали. Упали, как снег на голову, когда их не ожидали.
– Так оно и было, княже…
– Называй лучше боярином, а то не дай Бог услышат другие, – Юрий повернулся к Смальцу. – И давай, Григорий, определимся на будущее – я князь Юрий Львович, но совсем не тот, кто в бурсе учился, хотя кровью с ним мы повязаны накрепко. Так уж вышло, просто прими это без всяких объяснений – про многое тебе лучше и не слышать.
– Я давно это знаю, с первого дня, княже. Потому что я Гнездо по роду своему, служилые ваши люди. И чудом великим то почел, давно пора сказать, кто меч забытых русских королей поднимет. Я ведь тоже последний остался, иных больше нет. Может, по женской линии и остались, но мы даже шляхетское достоинство давно утратили, как и имения.