Излучения (февраль 1941 — апрель 1945)
Шрифт:
Мужская среда. В обществе двух женщин наше положение может походить на роль судьи в соломоновом решении, но в то же время мы играем и роль ребенка. Мы должны решить в пользу той, которая не захочет нас делить.
Париж, 9 марта 1943
Вечером на просмотре старого сюрреалистского фильма «Le Sang d’un Po`ete»; [114] {122} приглашение на него мне прислал Кокто. Некоторые сцены напоминают замысел моего «Дома», правда, только чисто внешне. Например,
114
«Кровь поэта» ( фр.).
К этому жанру относятся также открытия сюрреалистов Лотреамона и Эмилии Бронте, включающие их странную любовь к Клейсту, из которого им известна, по-видимому, только «Кэтхен из Хайльбронна», но не его театр марионеток, где он предлагает опасный рецепт. Других, например Клингера, {123} Лихтенберга, Бюхнера {124} и даже Гофмана, они просто не заметили. Если заглянуть к ним за кулисы, то хочется спросить, отчего же великим магистром их ордена не стал маркиз де Сад.
Париж, 10 марта 1943
Вечером у Баумгарта на улице Пьер-Шаррон за нашей обычной шахматной партией. Эта игра знакомит если не с абсолютным, то со специфическим превосходством духа, некоей разновидностью логического принуждения и глухой реакцией того, кто это принуждение познал. Это дает нам представление о страдании тупиц.
На обратном пути я, по своей привычке, безоглядно ринулся сквозь тьму и больно ударился об одну из решеток, стоявших для предупреждения диверсий перед служебными зданиями. Пока такое случается с нами, мы никогда не образумимся; подобные травмы проистекают изнутри. Вещи, способные причинять такой вред, устремляются к нам как бы из недр нашей рефлексии.
«Тайные кладбища», слово из современной этимологии. Трупы прячут, дабы конкурент их не вырыл и не сфотографировал. Подобные аферы, достойные лемуров, указывают на чудовищно возросшее зло.
Париж, 11 марта 1943
Обед у Флоранс Гульд. Там же Мари-Луиза Буске, сообщившая о своем визите к Валентинеру: «Полк из таких молодых людей — и немцы завоевали бы Францию без единого пушечного выстрела».
Потом Флоранс рассказала о своей деятельности в качестве сестры милосердия в операционной Лиможа:
— Когда отрезали ногу, а не руку, мне было не так страшно.
И о браке:
— Я вполне могу ужиться с мужем; я говорю об этом с полной уверенностью, потому что дважды удачно выходила замуж. Исключение для меня — только Жуандо, так как он любит ужасных женщин.
Жуандо: «Я не выношу сцен, которые мне устраивают при помощи капельницы».
Париж, 12 марта 1943
Чтение: «Contes Magiques», [115] Пу Сунлина. {125} Там есть чудная иллюстрация: литератор,
115
«Рассказы о чудесах» ( фр.).
В одном из этих рассказов обнаруживают средство, помогающее распознать колдунью. Существо, в чьих человеческих качествах сомневаются, ставят на солнце и смотрят, нет ли изъяна в его тени.
Насколько это важно, тут же узнаешь по исключительно злой шутке, которую одна из этих волшебниц сыграла с одним молодым китайцем. Ей удается обольстить его в саду, он заключает ее в объятия, но тут же с ужасающим криком падает на землю. Выясняется, что он обнял большое полено с проделанной в нем дыркой, где притаился скорпион со своим жалом.
Среди острот, ходящих за столом в «Рафаэле», есть весьма удачные, например: «Норма на масло увеличится, если портреты фюрера вынуть из рамы».
Может быть, есть хроникеры, которые вели дневники острот, сопровождавших все эти годы. Записывать их стоило, ибо их последовательность весьма поучительна.
Существует стилистическая невежливость, выступающая в таких оборотах, как «ничуть не менее чем» или «ne pas ignorer». [116] Они похожи на узлы, вплетаемые в нить прозы; развязывать же их предоставляют читателю. Грибки иронии.
116
не отрицая ( фр.).
Париж, 14 марта 1943
После полудня у Марселя Жуандо, проживающего в маленьком домике на рю Командан Маршан, которая из всех парижских уголков мне особенно мила. С его женой и Мари Лорансен {126} мы сидели в его крошечном садике; несмотря на то что он не больше носового платка, в нем было множество цветов. Его жена напоминает одну из масок, встречающихся в старых винодельческих деревнях. Они приковывают нас не мимикой, а неподвижностью, какой светятся их деревянные и ярко раскрашенные лица.
Мы прошлись по квартире, имевшей, не считая маленькой кухни, на каждом из трех этажей по комнате: внизу — небольшой салон, посредине — спальня, а наверху, почти как обсерватория, — оборудованная под жилое помещение библиотека.
Стены спальни окрашены в черный цвет и разрисованы золотыми орнаментами; их дополняет китайская мебель, покрытая красным лаком. Вид этой тихой обители тягостен, но Жуандо чувствует себя в ней хорошо и работает здесь в самую рань, пока жена еще спит. Он замечательно рассказывал, как постепенно просыпаются птицы, сменяя друг друга своими мелодиями.
Потом пришел Геллер и мы расположились в библиотеке. Жуандо показал мне свои рукописи, одну из которых подарил, а также гербарии и собрания фотографий. В папке с портретами его хозяйки были фотографии ню еще тех времен, когда она была танцовщицей. Но меня это нисколько не удивило, ибо я знал из его книг, что летом она любит так разгуливать по квартире и даже принимает в таком виде доставщиков, газовщиков и ремесленников.
Разговоры. О дедушке госпожи Жуандо, почтальоне; в 4 часа утра, прежде чем разносить почту, он обихаживал свой виноградник. «Работа в нем была его молитвой». Он считал вино универсальным лекарством и поил им даже детей, когда те заболевали.