Измена: B-52
Шрифт:
– Уже пятнадцать лет пытаюсь. И с чего я взял, что на этот раз выйдет что-то? Глупо было верить какой-то девчонке.
Стоп. Что?!
– Простите…вы о чем?
Мужчина переводит на меня взгляд, но молчит, будто сомневается, что может мне доверить свою тайну. Нет, погодите-ка, не так…он боится ляпнуть что-то лишнее.
– Почему вы назвали меня Ольгой?
– тихо спрашиваю, он слегка дергает плечами, а дальше врет безбожно.
– Давно слышал, что его женщину так зовут.
Ага, конечно. Я ведь действительно Стаса слишком хорошо знаю, чтобы понять, что его «взрослая» копия — лжет. Но обвинять так в лоб
– Ольга — это бывшая жена Стаса. Они развелись, но все еще общаются из-за дочери.
Павел переводит взгляд на меня, слегка щурится, словно прощупывает, и тут то я уже не выдерживаю и издаю тихий смешок.
– Боялись, что сказали мне лишнего, да? Будто я не знаю? Знаю. Она действительно есть.
– Тогда, девочка, мой тебе совет: держи ее подальше от Стаса. Змея она чертова, а женщин мы выбирать не умеем. Семейный недуг.
Это обидно. Я опускаю глаза на свои руки, а он вдруг тихо добавляет.
– Я только раз в точку попал с Викой. Она была лучшим, что со мной случалось за всю жизнь.
Глупо это, ободрение такого масштаба, да и неловко как-то. Краснею, но улыбаюсь — пусть и кособоко, но он придает мне сил идти дальше.
– Расскажете, что вы имели ввиду об Ольге?
– Она мне позвонила два дня назад, пригласила на день рождение внучки, но я никак не мог приехать. Работа. Еще, дурак старый, подумал: наверно они до последнего не хотели меня звать, но передумали.
– Потому что буквально накануне должны были праздновать?
– Считай на утро. Но я все-таки прилетел просто попозже, не мог упустить такой возможности. Я со Стасом и Юркой помириться стараюсь так давно, но ничего не выходит, а тут счастье само в руки плыло, как такое упустить? Купил билет на ближайший рейс, потом позвонил ей, она мне адрес ресторана назвала, сказала, что Стас хочет поговорить. Очевидно, соврала, раз я получил по морде.
– Он даже не знал об этом…
Кивает и снова взгляд вдаль уводит. Услышанное неожиданно предстает сразу в нескольких тонах: во-первых, надо отдать должное Ольге. Я так до конца и не врубаюсь, чего она хотела этим добиться, но ее холодной расчетливости можно памятник воздвигнуть. Во-вторых, мне дико жалко Стаса. Для него увидеть отца все равно что обухом по голове получить. И в-третьих…Господи, как же это жестоко. Это все равно что перед носом голодающей собаки костью помахать и выбросить ее. Чертова Ольга! Что бы она не задумала — это идеальное преступление. Стас никогда в жизни ничего бы не узнал! Его с отцом за стол переговоров не усадила бы даже Мать Тереза!
– Простите, мне надо уйти!
– резко встаю, но делаю лишь пару шагов в нужную мне сторону, а потом вдруг оборачиваюсь.
Павел так и сидит, смотрит вдаль, а я что? Не могу просто так взять и уйти, тем более что знаю, как это, когда отца нет. Даже взрослым чертовски сложно, но мой то давно погиб, а папа Стаса живой. Вон он сидит. Только руку протяни…
– Если вы серьезно хотите помириться, то попробуйте через Викторию.
– Ох, нет, что ты…
– Попробуйте, - с нажимом перебиваю его попытки откреститься, подхожу и достаю свой телефон, - Я вам номер ее дам…
– Мариночка, она меня слушать ни за что не станет.
– Если вам действительно важна ваша семья,
– Думаешь, что дело в том, что я боюсь унижений? Да и Вика не такая. Она не станет меня добивать. Мягкая и добрая она.
– Тогда чего вы боитесь?
Павел долго молчит, но не слишком. Достает свой телефон и кивает.
– Диктуй.
Диктую, что? Стараюсь так важно держаться, и не говорю ему: Вика уже давно тебя простила, идиот. Женщины они вообще многое могут простить, особенно если после тебя нашли свое счастье. Я по себе говорю, потому что я на Сашу не злюсь вообще. К лучшему все было. К Давыдову.
– Вы знаете о его успехах?
– неожиданно спрашиваю, когда дело, так сказать, сделано, и Павел кивает.
– Конечно. Слежу за его жизнью издалека.
– Вы им гордитесь?
– Он имеет то, чего у меня в его возрасте и близко не было.
– Это да?
– Даже если бы он был обычным слесарем, ответ всегда был бы положительным.
– Когда у вас получится с ним поговорить...Скажите ему об этом.
– Что?
– Просто скажите. Пожалуйста. До свидания и удачи вам.
– И тебе.
Так мы и расходимся. Я, правда, в одну сторону, а он на том же месте, но я на таком подъеме сейчас! Этот поступок перечеркнул всю мою злость — как-то легче стало вдруг. Я уже и думать забыла о поступке бывшей жены Стаса, потому что знаю — вот сейчас я приду, поговорю с ним, и все на свои места встанет. Но…
Но. Всегда есть это дебильное «но». Когда я захожу на кухню, моментально чувствую очередную волну тревоги, потому что при моем появлении вдруг все замолкают. Смотря еще так…жалостливо что ли? Сочувственно? Черт, я не знаю, но мне это уже не нравится! А еще больше не нравится, что Стаса на кухне нет…и ее тоже нигде не видно.
– Всем привет...- здороваюсь аккуратно, - А где Стас?
Молчат, но Юрка первым в себя приходит и широко улыбается.
– Да…знаешь…он к Ленке поднялся. У нас тут инцидент номер «миллион» приключился и…
Помните, что я говорила о способностях Давыдовых ко лжи? Точнее к моей способности ее раскусывать сразу? Так вот я вижу — Юра врет. Медленно поворачиваю голову в сторону кабинета, дверь которого плотно закрыта, как и жалюзи. Нет-нет-нет…пожалуйста. Нет. Только не опять. Внутри разливается океан лавы, которая вытекает из моего бедного сердца и расползается по всему телу. Они там. Я знаю, что они там. Заперлись. Закрылись. Вместе. Наедине.
Кто-то роняет сковородку, и звон отражается от стен и ударяет в меня. Вздрагиваю, перевожу взгляд, и вижу очередное вранье — Кирилл уронил ее специально, чтобы меня отвлечь. По сочувствию в глазах понимаю. Но хрен там пел! Резко поворачиваюсь к кабинету, но не успеваю коснуться ручки — передо мной вырастает Юра и шепчет.
– Марин, не надо.
Он в кои-то веки абсолютно серьезен, и я распадаюсь на части. Лава внутри меня кипит, обжигает так, что я вдохнуть не могу…Неужели это судьба такая? Вечно быть преданной? Воображение рисует страшные картины. Нет, это не какие-то монстры из под кровати, но, как по мне, гораздо хуже. Он. Она. Его стол. Отсутствие одежды, но присутствие интенсивных телодвижений, которые даже мысленно, не по-настоящему, оставляют на сердце вполне реальные ожоги.