Измена. Обратная сторона счастья

Радость и счастье почти всегда ходят рука об руку с болью и бедой. Так уж повелось…

– Поздравляю вас, Виктория Викторовна, вы беременны! – обрадованно произнесла мой гинеколог, сверкая глазами и спрятанной за маской улыбкой.

– Точно? – спросила, задерживая от волнения дыхание.

– Точнее некуда! Теперь сдаём кровь, идём на УЗИ, пьём витамины и совершенно не нервничаем! Только положительные эмоции и только спокойствие, – деловито перечисляла врач, щёлкая снимаемыми перчатками.

А

я лежала, прижимая ладони к животу в известном всем женщинам жесте и улыбалась. Наша с Илюшей мечта сбылась. Случилось самое главное и самое мистическое чудо. Крошечная, почти невидимая козявочка поселилась в моём животе. Смысл нашей с мужем жизни я держу теперь в себе. Храню и оберегаю его рост и развитие. Дышу ради него.

– Виктория Викторовна? Вика? С тобой всё в порядке? – забеспокоилась Галина Матвеевна. – Всё хорошо! – я вытерла ладонями скатывающиеся в уши слёзы и поднялась, аккуратно сползая с кресла.

– Советую заваривать и пить пустырник и следить за своим состоянием, – с улыбкой напутствовала меня врач напоследок, когда я уже покидала кабинет.

Меня переполняла моя новая вселенная. Чувствовала себя совершенством. Носителем тайны мироздания и тихой радости жизни. Вдохнула пыльный жаркий городской воздух и улыбнулась светлому летнему небу.

Спасибо! Это моя третья беременность. С первой, случившейся долгие восемь лет назад сразу после нашей свадьбы, вышло неудачно. Выкидыш. Нехороший и тяжёлый для меня во всех смыслах. И длительное лечение после, которое завершилось рождением нашего чуда. Принцессы Милочки. Людмилы Ильиничны. Барышни четырёх нынче лет, обитающей сейчас в детском саду.

Улыбнулась при воспоминании об упрямом выражении лица Милы, когда сегодня мы расставались утром. Ох, ждёт Вовку, вчерашнего обидчика принцесс, интересный день впереди!

А после рождения дочери через два года мы вновь задумались о ребёнке. Муж хотел сына. Смеялся, что после сорока пора думать о наследнике.

И в этот раз всё будет замечательно! Я это чувствую! Я верю в это! Всё-таки в двадцать восемь беременность воспринимается совсем не так, как в двадцать лет. Нет страха. Есть только счастье и осознание случившегося чуда. Радость.

Ни секунды не сомневаясь, я направилась к мужу на работу. Ведь такие новости нужно сообщать лично! Чтобы видеть счастье в любимых глазах и чтобы помнить потом эту радость, собирая, словно бисеринки, такие мгновения!

Охрана банка, где работал муж, меня знала в лицо, но я послушно предъявила пропуск и доброжелательно подождала, пока запишут в журнал все мои данные.

Странно, но в приёмной секретаря не было на месте. Зато двери в кабинет мужа приоткрыты. Я, стукнув пару раз для видимости, вошла в кабинет.

Муж сидел хмурый за столом. Брови сведены. Зубы сжаты и губы словно выточены из мрамора. Илья у меня высокий шатен с медовыми карими глазами и чуть вьющимися волосами. Такими, в которые невыносимо хочется запустить пальцы, чтобы прочувствовать их шёлк. Ему очень идёт всё это: галстук, костюм и кабинет в целом.

Его бессменная секретарша, чьё сорокалетие недавно отмечали, Ирина Александровна, стояла посреди кабинета, выпрямив худую спину и положив руки на плечи своего семилетнего сына.

– Извини, пожалуйста, я на минутку! – повинилась, понимая, что ворвалась не вовремя, – просто моя новость не может ждать.

Сказала, проходя ближе к мужу, и повернулась к Ирине Александровне лицом с виноватой улыбкой, извиняясь за неловкость.

Перевела взгляд на ребёнка, и улыбка сползла с меня, смытая осознанием, пониманием увиденного.

Застыла столбом не в силах пошевелиться.

Я знала о существовании этого мальчика, но никогда не встречалась с ним лично. И его фотографий, естественно, не видела раньше, иначе давно бы заметила невероятное сходство. Те же светло–карие глаза, чуть более светлые, но очень знакомые волосы, рисунок губ, разлёт бровей – всё кричало о родстве. И очень характерный идеальный нос.

Как же это?

Что же это такое?

Как такое могло случиться, почему этот мальчик так похож на моего мужа?

Оторвала взгляд от лица мальчика и наткнулась на презрительно-снисходительное выражение Ирины Александровны. Торжествующее.

В этот момент она даже показалась мне красивой. Словно богиня возмездия и правосудия. Прямая. Жестокая. Прекрасная в своей неотвратимости.

Мальчик моргнул, совершенно знакомым жестом поджимая губы, и я вздрогнула, отводя неизвестно как оказавшиеся около моего рта ладони.

Перекрывала свой собственный крик?

Вся новость целиком не укладывалась в моей голове. Она оседала фрагментами, как мозаика, складываясь как пазл в ужасную для меня картину. Эти фрагменты сталкивались друг с другом, рождая болезненную правду. С хрустом костей вставая на свои места. Но сознание ещё не могло окинуть всё полотно разом, выхватывая только кусочки.

Как и дальнейшие действия.

На деревянных ногах, стараясь не дышать, чтобы отчаянный крик не вырвался из меня ужасом понимания, я словно шарнирная кукла вышла из кабинета, и из приёмной. А услышав грозный рык моего мужа: «Виктория! Немедленно вернись!», – будто очнувшись, нырнула в незнакомый коридор и заторопилась неизвестно куда. Просто вперёд, подальше от источника боли. Как раненое животное стремится спрятаться в нору, в укрытие, где можно зализать свои раны, так и я интуитивно искала место, где меня не смогут найти. Где меня не настигнет осознание. Где не больно.

Мозг отключился и не участвовал в процессе сейчас. Одни голые инстинкты. Бежать! Куда угодно, только подальше. В безопасное место. Спрятаться! Быстрее! Остановилась, задохнувшись, на очередном повороте, понимая, что хожу по кругу. Я уже была в этом коридоре перед этими дверьми, и не однажды. Стоп! Нужно собраться и просто выйти из здания.

Всё! Остальное – позже!

Добралась уже осознанно до выхода, где охрана, вопреки моим опасениям, пропустила меня спокойно.

На крыльце здания банка, как только неотвратимо звонко хлопнула за спиной входная дверь, так солнце безжалостно полоснуло меня по воспалённым глазам. А злой ветер бросил в лицо мелкую пыль и песок, знойным воздухом обжигая кожу.