Измена. Обратная сторона счастья
Шрифт:
Вдохнула его запах, и это было последней каплей. Горечь рванула по горлу неудержимо, и меня вывернуло. Хорошо, что успела схватить и прижать ко рту какую-то тряпку со спинки кровати.
Илья отпустил меня и отступил на шаг, а я полетела в ванную.
Двенадцатая глава
Стоило только немного отдышаться и прополоскать рот, как я услышала голос мужа за спиной:
– Так вот зачем ты ходила в женскую консультацию! Виктория, ты беременна?
И
Подняла взгляд и, мельком отмечая чужую зубную щётку в стакане, внимательно посмотрела на отражение мужа в зеркале. Он был взволнован и… растерян? Стороной пролетела мысль: вот и узнал он о беременности, и что?
– Это не твоё дело! – пожала плечами и развернулась к нему лицом.
– Как это? А чьё? – недоумённо, растерявшись на мгновение, спросил Илья.
– Не смеши меня, Китаев. Неужели ты думаешь, что полностью контролируешь мою жизнь? – усмехнулась и шагнула на выход из ванной.
Поравнялась с Ильёй и приподняла в лёгком недоумении бровь. Так и будешь стоять, словно статуя командора?
Илья хмыкнул и отодвинулся на несколько сантиметров, обозначая мне проход, но затем, вглядевшись в моё лицо внимательнее, освободил проход полностью.
– Ты же понимаешь, что я не отпущу тебя, беременную! – проговорил он, когда я проходила мимо него.
Развернулась, так и не дойдя до гостиной, и спросила через плечо, чуть повернув голову: – Да кто ты такой, чтобы пускать или не пускать меня?
После прошла к окну, распахивая и его тоже. Вся квартира провоняла чужими запахами. Невыносимо и отвратительно.
Илья зашёл следом и рухнул грузно на диван, обхватив голову руками, заговорил устало и тихо:
– Муж, Вика. Или ты забыла? И имею полное моральное право указывать тебе, что делать и как.
В другое время я бы пожалела его. Подошла и, запустив руки в мягкий шёлк его волос, массировала бы, поглаживала виски, целуя в прикрытые тонкими веками усталые глаза.
Но не сейчас. Сейчас я брезгливо взяла с кресла первую попавшуюся тряпочку за бретельку. Покачала на пальце сиреневую штучку в белой пене кружева и, выразительно глядя на Илью, сказала, отбрасывая в его сторону бельё:
– Как ты мне надоел со своими падишахскими замашками. Ты не смог в своё время удержаться от блуда, и при этом все наши годы позволяешь себе читать мне морали! Илюшенька, чтобы иметь право учить морали других, нужно самому хотя бы осознавать, что это такое! А у тебя с этим большие проблемы. Как и с нравственностью в целом. Оставь для Ирины Александровны этот тон.
Муж проводил брезгливым взглядом распластанные на полу бельё и, подобравшись, предложил:
– Хорошо! Давай договоримся по-хорошему, Виктория! Послушай! Разве тебе плохо жилось? Разве я чего-то не давал тебе? Разве ущемлял в чём-то?
Я смотрела, в когда-то давно: целую рухнувшую семейную жизнь, любимые глаза, и с удивлением видела, что он реально не понимает, о чём это я толкую.
– Ты украл у меня и у дочери самый важный и нужный нам ресурс – своё время и внимание. Это раз. И воспитывать девочку рядом с безнравственным папашей я не буду даже под угрозой. Просто никогда, – медленно, почти по слогам проговорила, не отрывая глаз от лица Ильи, добавила, – я, возможно, могла бы простить и понять разовую измену. С большими вопросами, конечно. Но находиться своему ребенку рядом с морально разложившимся типом, считающим за норму жить на две семьи я не смогу. Никогда.
Он поморщился в конце, словно услышал глупость или что-то неприятное, и тихо, будто с идиоткой или больной начал говорить:
– Вик, ну о чём ты? Это реальная жизнь, и она такова. Разве безнравственно поддерживать отношения и обеспечивать своего сына?
– И удовлетворять потребности его мамы, – перебила я его, выразительно взглянув на кучу эротического белья.
Минутку помолчала и спросила:
– И кстати, объясни, зачем твоя лярва оставила здесь своё бельишко? Её что, из дома выгнали?
Насколько я знаю, у Ирины Александровны квартира внутри Садового кольца с видом на Кремль и с озвучкой главных колоколов столицы. Вспомнила шалавную молодость и захотелось романтики железнодорожного вокзала?
– Виктория! Не смей оскорблять мать моего ребёнка! – моментом взвился мой муж. – А ты не смей орать на мать твоего ребёнка! – парировала, усмехаясь, практически ощерив зубы. Угрожающе.
Как же мне хотелось сделать ему физически больно вот прямо сейчас! Расцарапать смазливую морду! Смазать ладонью по щеке так, чтобы отозвалась колкость щетины в ладони!
Так хотелось, что я с удивлением поняла, как у меня реально показывает правую ладонь. – Давай договоримся цивилизованно, – предложил тем временем Илья, не подозревая о моих кровожадных планах.
Он откинулся на спинку дивана, раскинув руки, и с прищуром посмотрел мне в глаза. – О! Давай! Развод по суду, алименты и раздел совместно нажитого – вполне цивилизованный метод, принятый во всём мире. В чём проблема? – с энтузиазмом отозвалась я на его предложение и встала с кресла, разворачиваясь к нему всем корпусом.
– Мамочка! Я собрала семь игрушек и три куколки. Я готова уже ехать? – вовремя появилась из комнаты Милочка, толкнув прикрытую дверь.
– Давай посмотрим, солнышко? Показывай игрушки! – шагнула я в сторону ребёнка и зашла в детскую.
– Смотри, – махнула рукой на сваленную посреди кровати кучу Милочка.
– Раз, два, три, – откладывала я в сторону по одной её сокровища.
Посчитала до семи и посмотрела на дочь.
– Опять семь, снова семь, ещё семь, – перечисляла хитрюга и пополняла мою кучку. Я засмеялась, и, обняв свою выдумщицу, предложила: