Измена. Одиночество вдвоем

Полякова Лана

Я вскинула взгляд и поймала своё отражение в зеркале лифта. Губы сжаты. На щеках красные пятна. В глазах отчаяние…

Это я?

Я теперь всех буду подозревать вокруг? Сотни женщин, с которыми мой муж пересекался на работе или дома?

Ой, не пойду я к этой соседке! Не хочу я точно знать ничего. Ещё не хватало по навету первой сплетницы двора бегать на разборки. Да и неважно уже.

Неважно как было на самом деле в нашей жизни с Алексеем. Что правда, а что нет.

Изменял он мне с кем-то одним или с табуном – какая разница?

Важно, как

я относилась к нему. Почему не замечала? Важно, как я отношусь сейчас. Как буду реагировать в будущем. И что я вынесу для себя из всего этого.

И анализировать свою жизнь я буду потом.

Сейчас, по горячей обиде и рвущей душу боли заниматься копанием в причинах будет неверным. Можно лишнего накопать и увериться в ненужном.

Я дам время остыть эмоциям, и только с утихшей в душе раной начну думать обо всём.

О том, почему я не замечала его измен. И почему он изменял. Всё потом. Я буду думать об этом потом.

Пока лифт донёс меня до нужного этажа, я передумала идти к соседке. Ну, поставила машину в другое место. И что? Тоже мне – трагедия. К ночи переставлю, и всё.

Сейчас главное – выползти из финансовой ямы, куда, в том числе и по милости Алексея, я рухнула.

Так поняла из речи адвоката, с кредитом на машину есть отработанный механизм. Решаемый. Можно договориться по-хорошему и перевести нотариально на мужа машину, если он обязуется выплачивать долг. Но можно и по-плохому.

С дачей вообще не должно быть проблем. Участок был ещё мамин. Когда Милка вышла замуж за своего Николая и уселась дома образцовой домохозяйкой, мама разделила между нами «наследство». Мне дачу, а Милке бабушкину двушку в пятиэтажке на окраине Кузьминок. Мама до сих пор опасается, что Милкин Николай Степанович выгонит её из дома с детьми и заменит на молодую жену. Но это другая история.

Перестраивали дачный дом мы с Алексеем в браке. Но перестраивали и ремонтировали, а не строили с нуля.

Дом у нас был в хорошем месте. Маме дали на работе участок недалеко от Климовска. Сейчас это место в черте города Подольска. Практически Москва. Да и дом у нас добротный. В целом наша дача, пожалуй, будет подороже нашей квартиры.

Ну и ипотека. Самое больное место.

Нужна ещё работа.

Опять!

Только я устроилась как нормальный человек, чтобы не скакать раненым лосем по трём местам. Видно, придётся вновь впрягаться в эту карусель. Хорошо, что мальчишки уже выросли и не требуют такого внимания, как малыши.

И спасибо нашему тренеру, что взял на себя львиную долю мужского воспитания.

Я гоняла эти мысли по кругу, заходя в квартиру и готовя ужин. Бесконечно. Словно жвачку.

Из этого заторможенного состояния меня вывел мамин вечерний звонок.

Я рассказала ей всё, что знала о демарше своего мужа. И она, после небольшой паузы вдруг стала говорить совсем о другом.

– Я не понимаю, как так получилось, что вы, мои девочки, стали так держаться за своих мужиков. И я чувствую в этом свою вину. Из-за того, что я выгнала из нашего дома изменника-мужа, вы, мои дочери, теперь боитесь остаться

одни. Что ты, что старшая. Та вообще всё прощает своему обнаглевшему муженьку, лишь бы был. А ты жила с практически незаинтересованным в семье Алексеем и не замечала его недостатков. Тоже по принципу – должен же быть мужчина в доме! – сокрушалась моя мама.

– Я не знаю мама. И не готова сейчас говорить об этом. Мне очень больно. – проговорила я.

– Ты приедешь хоть на недельку?

– Не знаю. Я ищу ещё работу. И развод. Делёж, – начала я.

– На все судебные дела ты уже повлиять не сможешь. Хоть ночуй под дверью суда. На самый худой конец, я могу продать свою квартиру. Или ты сдашь своё жильё и переедешь ко мне. Нет паники и безвыходной ситуации. А без хотя бы короткого отпуска ты не сможешь нормально работать. Жду тебя! – закончила разговор моя решительная мама.

Я положила трубку и внезапно расплакалась. Что же ты, Лёша, натворил? Что наделал с нами?

Как же моя любовь? Она не важна для тебя?

А для меня?

Вновь мучительная ночь. И вновь ненужные мысли. И мучительные воспоминания.

Так и подкидывает память кусочки моей с ним жизни. Как крошечные цветные стёклышки в витраж. С острыми краями…

Утром случилось два события.

Во-первых, я получила на электронную почту предложение о работе. Недалеко от меня. На Тимирязевской. В обед можно смотаться на собеседование.

А во-вторых, мой адвокат Сергей Александрович, позвонил и сообщил мне о регистрации в суде нашего искового заявления. Моего.

Всё. Процесс запущен и неизбежен. Назад хода нет!

Я в этот момент очень остро прочувствовала поворотный момент в моей жизни. В моей истории. Будто этим заявлением я открыла для себя другие возможности, новые вероятности своей жизни.

Похожее состояние, похожее ощущение поворота своей истории, я помню, чувствовала, когда узнала, что беременна, в первый раз.

Это острое чувство – точки отсчёта.

Поэтому в обед на собеседование я летела решительно и не боясь. А что волноваться? Или подойдёт мне работа, или нет. Других вариантов-то нет.

Директор мне понравился. Он был корректен, спокоен и точно знал, чего хочет. И, самое главное, ему было даже удобнее работать со мной на удалёнке. В целом, это предложение работы почти покрывало мою потребность в деньгах.

Конечно, так вольготно, как с Лёшкиной зарплатой, нам жить не удастся, но и нищенствовать не будем. Хватит и на ипотеку, и на проживание.

Что-то знакомое было в облике этого нового директора. Где-то совсем недавно я с таким сталкивалась. Тембр голоса, манера говорить, рост, глаза… Узнавание щекотало на краю сознания, но не пробивалось наружу.

Ну да не страшно. Всё тайное, если так нужно, то выплывет явным.

Просто нужно подождать.

Четырнадцатая глава

Вернулась на работу и обнаружила уведомление из налоговой о встречной проверке. Не страшно, но всё одно к одному.