Измена
Шрифт:
Ему, конечно, и в голову не пришло бы жениться на ней, не будь она дочерью Мейбора. Все обернулось как нельзя лучше: он обретает могущественного друга в Мейборе, сводит на нет брак Катерины и Кайлока и душит империю в зародыше. В приданое можно будет взять кусок земли к западу от реки Нестор. Народ будет доволен — ведь восемьсот лет назад эти земли принадлежали королю, который правил в тогдашнем Брене. Будет только справедливо вернуть их под свою руку, не говоря уж о доходах с них.
Окончив бриться, герцог постучал ножом о стол, чтобы очистить клинок. Волоски, упавшие с лезвия, были почти незаметны — другой не стал бы
Баралис слизнул капельку меда с кончика пальца. Не пчелы дали меду этот сладостно-острый вкус. Кроп тем временем установил у огня крепкий стул и как следует размешал угли. На сей раз Баралис не желал возвращаться в холодное как камень тело.
Кровь все сочилась из бескровного на вид пальца. Она капнула в чашу, и магия привела жидкость в движение. Баралис наморщился в ожидании ожога. Он провел на лбу линию горизонта и, склонившись над чашей, вдохнул пары, долженствующие перенести его за эту черту. Легкие противились, не желая вдыхать яд. Но он уже сделался легким — слишком легким, чтобы оставаться в тяжелом теле, слишком беспокойным, чтобы оставаться в четырех стенах. Он подымался все выше и выше, к зениту, и в ушах его стоял звон земных цепей.
Небеса сегодня не манили его — они были как женщина, чья прелесть давно поблекла.
Он летел на юго-восток под темнеющим небом, над застывшей землей, а после над бурным морем. Они знали, что он летит к ним, и зажгли маяк, но он и без того нашел бы дорогу — Ларн сиял во мраке, словно жемчужина.
Четверо мужчин сидели вокруг каменного стола с закрытыми глазами, мысленно приготовясь к встрече с ним.
— Добро пожаловать, Баралис, — сказал первый — не голосом, но мыслью. — Мы рады тебе. Чего ты хочешь от нас?
Баралис, частично воплотившись, лег тенью на стену. В комнате было неспокойно: Ларн действовал иными путями, и его; верховные жрецы испытывали страх. Говорить будет Баралис — их же дело решить, пересекаются их и его дороги или нет.
— Вы заинтересованы в рыцаре по имени Таул. Я хотел бы знать почему. — Баралис почувствовал, как все четверо затаили дыхание.
— Он обратился к нам за пророчеством, и мы указали ему путь.
— Куда?
— В Королевства.
Настал черед Баралиса затаить дыхание — только у него не было тела, чтобы дышать. Его тень заколебалась.
— Что он искал?
— Некоего мальчика.
— Зачем?
Ответом ему было молчание. Свеча оплывала, угасая. Жидкий воск капнул на руку одному из четырех, но он даже не поморщился. Баралис терял терпение. Он знал, что они переговариваются! между собой — хитрят, прикидывают, решают, стоит ли рисковать. Их что-то тревожило — и, если он не ошибался, они собирались просить его о помощи. Наконец кто-то произнес:
— Возможно, мы совершили оплошность, исполнив его просьбу. С тех пор как рыцарь покинул нас, многих наших оракулов мучают страшные сны: они видят, как рушится наш храм и раскалываются их камни. Быть может, этот рыцарь держит нашу судьбу в своих руках.
— Какое отношение к этому имеет мудрец Бевлин?
— Он всю жизнь стремился сровнять наш храм с землей.
— И теперь стремится?
— Теперь он умер.
Баралис скрыл свое удивление. Не имело смысла спрашивать, как умер мудрец: Ларн имел свои способы
— Рыцарь был его учеником?
— Возможно. Что тебе до него?
— Он стал теперь личным бойцом герцога Бренского. Вкус его судьбы стоит у меня во рту.
— Он все еще ищет того мальчика?
У Баралиса вдруг промелькнуло воспоминание из далекого прошлого: какой-то детский стишок, где говорилось про три крови. Промелькнуло и пропало. Но оно встревожило его: в нем было предостережение. Рыцарь и его таинственный мальчик как-то влияют на будущее. Его, Баралиса, будущее. Но как они связаны с Ларном? Обеспокоенность верховных жрецов заставляла задуматься. С такой властью, как у них, нужна серьезная причина, чтобы пробудить в них столь долгую тревогу. Баралис чувствовал, что все это взаимосвязано: женитьба Кайлока, империя, рыцарь и Ларн, но связующая нить ускользала от него.
— Почему вы спрашиваете о мальчике?
— Мы хотели бы увериться, что рыцарь никогда не найдет его. Если ты сумеешь помочь нам в этом, мы тоже поможем тебе.
— Как?
— Мы знаем о твоих планах, Баралис. Мы знаем, для чего ты рожден. Мы знали это еще до того, как твоя мать зачала тебя. Твоя судьба связана с нашей. Если ты возвысишься, возвысимся и мы.
Хотя он слышал это впервые, слова показались ему знакомыми: они звучали у него в ушах, как много раз слышанная песня. Судьба не для того избрала его, чтобы пустить плясать в одиночку. Чтобы преуспеть, ему нужны могущественные союзники. Ему еще о многом хотелось спросить жрецов, но он чувствовал, что и Ларну недоступна полная картина. Если они и ответят, то загадками. Ничего — он выяснит все сам.
— Я присмотрю за рыцарем, если вам этого хочется, — сказал он. — И если он попытается покинуть город, я не позволю ему дойти до ворот.
— Чего ты хочешь взамен?
— Знать, что предсказывают оракулы. Скоро разразится большая война, и мне нужно знать ее ход заранее.
— Наши оракулы редко говорят что-то прямо, Баралис. Они лишь подсказывают.
— Мне не нужны твои уроки, верховный жрец.
— Будь по-твоему. Мы будем оповещать тебя обо всем, что сочтем нужным.
Началось. Таким, как они, лишь бы напустить туману.
— Надеюсь, ваше подаяние не будет слишком скудным.
— Раз ты так недоверчив, Баралис, мы дадим тебе пример одного предсказания, чтобы скрепить договор.
— Говорите. — Баралис чувствовал, что слабеет. Он пробыл здесь слишком долго и проделал слишком длинный путь. Его тень колебалась и таяла. Потом начались судороги. Его тело, оставшееся за сотни лиг позади, тянуло его к себе словно могила.
— Два дня назад один наш оракул говорил о тебе. Он сказал, что сейчас тебе пуще всего следует опасаться девушки с ножом на боку. Ну как, достаточно мы тебе подали?
Баралис уступил неодолимому притяжению тела, тяге материального мира. Тяга создавала пустоту, и ему ничего не оставалось, кроме как заполнить ее.
— Смотри же не спускай глаз с рыцаря, — напомнили жрецы напоследок. Он почти не слышал этого. Его уносило прочь из храма, и в ушах стоял гул.
Морская соль, птичий помет, жгучий, словно уксус, — потом вихрь подхватил Баралиса и он перестал что-либо сознавать.
XXV
Джека разбудили пинком, и он, еще не придя в себя, попытался ухватить обидчика за лодыжку.