Измена
Шрифт:
Настало время свести счеты с прошлым. Заткнув нож за пояс, Таул вышел на кухню. Хорошенькая служаночка показала ему, где выход, и намекнула, что по вечерам почти всегда свободна. Он низко поклонился ей, польщенный ее предложением, но решил не принимать его. Она слишком молода, слишком невинна. Он лишил бы ее всех иллюзий.
На улице было холодно. Ветер обжигал щеки, унося последние остатки сонливости. Грудь все еще побаливала. Часовые у ворот выпустили его беспрепятственно. Тени все удлинялись, а когда он перешел через площадь, они слились воедино и стали называться
Бевлина больше нет, и продолжать странствия бессмысленно — ведь он, Таул, не знает, почему мальчик, которого он искал, так важен и что предназначила ему судьба. Таул отвел волосы с глаз. Вот с этого простого, казалось бы, действия он и начнет. Надо навести порядок в своей жизни. Он больше не рыцарь — но он так долго жил по законам Вальдиса, что сделался таким, какой есть. Дисциплина и чувство долга въелись в его плоть и кровь, потребность быть достойным — еще глубже. Эс ниль хесрл. Я недостоин. Это последние слова каждого рыцаря, и он тоже умрет с ними на устах. Вальдис будет преследовать его до могилы.
Таул поднял забинтованную руку. Должен же быть какой-то способ исправить свои ошибки. Не перед другими — его давно перестало заботить людское мнение, — а перед самим собой. Прощения ему не видать никогда — он может лишь надеяться понять когда-нибудь, что совершил свои грехи не напрасно. И единственное, на что он может опереться, — это клятва, которую он недавно принес герцогу. По крайней мере у него появилась возможность послужить кому-то верой и правдой — а если судьба благословит, то и с честью.
Он принес клятву, в полной мере сознавая ее значение. Он не был пьян, не был оглушен, и голова у него не кружилась от потери крови. Он был трезв и тверд как камень. Клятва положила конец его рыцарству и его странствиям. В каком-то смысле она стала лишь публичным подтверждением того, что он знал с той ночи, когда убил Бевлина: обратной дороги нет. Этой клятвой он пресек все связи с прошлым.
Завернув за угол, Таул оказался на узкой улочке с темными домами. Полная луна, уже взошедшая на небо, скрывалась за трубами и скатами крыш. Позади послышались чьи-то шаги — легкие, как у птицы. Рука Таула бессознательно потянулась к ножу. За ним шли двое. Ветер донес до него их разные запахи, и они вспугивали больше крыс, чем делал бы один человек.
Нож без единого звука вышел наружу. Таул замедлил шаг, позволяя преследователям нагнать его. Он досчитал до дюжины и повернулся им навстречу. Он надеялся, что они хорошо вооружены, — ему хотелось умереть в бою. Он бросился вперед, и тогда один из двоих крикнул ему:
— Эй, Таул, брось! Мы не для того тащились сюда из самого Рорна, чтобы ты убил нас в темном переулке, — верно, Заморыш?
— Верно, Мотылек.
Таул никак не мог прийти в себя. Зачем люди Старика пришли сюда за ним? Миг спустя он нашел ответ: они пришли убить его за то, что он убил Бевлина. Но они как-то не похожи на его будущих убийц.
— Я вижу, ты наконец-то раздобыл себе приличное оружие, — сказал Мотылек, разглядывая его нож. — Но у Заморыша все равно лучше, верно, Заморыш? — Заморыш покивал. —
— Нет, не думали, Мотылек.
Таул не знал, что сказать. Одной его половине хотелось пожать им руки и повести куда-нибудь выпить. Другая же половина, крайне пристыженная, могла только ждать, что будет дальше. Многое ли известно Старику?
— Трудненько было тебя выследить, друг мой. Если бы не Заморыш, мы бы ввек тебя не нашли.
— Почему, Мотылек? — спросил Заморыш.
— Ну, это же ты предложил прогуляться при полной луне.
— И правда я, Мотылек, — гордо улыбнулся Заморыш.
— Значит, тебе и честь.
— Но заметил-то его ты, Мотылек.
— И то верно, Заморыш. Скажем так: Старик может гордиться нами обоими.
— Но зачем вы здесь? — спросил Таул, чувствуя, что, если дать Мотыльку с Заморышем волю, они будут продолжать в том же духе до утра. — Чтобы доставить меня к Старику?
— Ничего подобного, друг мой. Ты бы тут не стоял, если бы у нас это было на уме, — верно, Заморыш?
Тут Мотылек был прав. В прошлую их встречу Таул даже не слышал, как они подошли.
— У нас для тебя письмо — верно, Заморыш?
У Таула по обе стороны лба начали пульсировать жилы. Запах бойни наполнил ноздри.
— От кого оно?
Мотылек снял шапку и побудил к тому же Заморыша, пихнув его локтем.
— От трагически почившего в недавнем времени Бевлина.
Таул не мог смотреть им в глаза. В горле стоял сухой ком.
— Но почему вы принесли письмо мне?
— Потому что оно тебе адресовано, мой друг. Перед самой своей смертью славный мудрец написал Старику, приложив к посланию вот это, второе, письмо. И дал Старику указание — как бишь он выразился, Заморыш?
— Чтобы в случае его смерти второе письмо передали рыцарю.
— Прекрасно, Заморыш, — ты запомнил все слово в слово.
Таулу стало муторно. Он зашел слишком далеко, он принес клятву, сделав себя проклятым навеки, и только что кое-как примирился со своей новой судьбой. Он не хотел воскрешать прошлое. Слишком много там воспоминаний, тянущих его вниз. Единственный способ избавиться от них — это оставить их в покое.
— Не нужно мне этого письма.
Мотылек немного опешил.
— Но мы обязаны вручить его тебе. Уступаю эту честь тебе, Заморыш.
Заморыш извлек из-за пазухи сложенный пергамент. Печать Бевлина ясно виднелась на темном, цвета крови, воске. Заморыш протянул письмо Таулу.
Рука Таула помимо его воли протянулась вперед. Пальцам не терпелось коснуться гладкого пергамента. Но тут над трубами встала луна. Ее огромный диск, казалось, заполнил все небо, но освещала она только одно: руку Таула. Бинты, прикрывающие кольца, сверкнули белизной в ее свете. Таул безотчетно отдернул руку, убрав ее в тень, но повязка почему-то все равно светилась в ночи. Под ней кольца, а под кольцами человек, недостойный носить их.