Изменяя правила
Шрифт:
Эрекция угасает так же быстро, как и пришла.
Мысль о том, чтобы уничтожить — или испачкать, — кого-то, кто так отчаянно пытался продать себя, меня совершенно не привлекает.
Потому что легко.
Я вскакиваю с жестом раздражения. Тушу сигарету, проведя по стойке, и поворачиваюсь к танцовщице спиной. Синдзо тут же оказывается рядом со мной, готовый сопроводить меня к выходу. Краем глаза я вижу, как парень, следовавший за ним, что-то говорит девушке, будто хочет её утешить. Думая,
Я кривлю рот от отвращения.
— Ты должен избавиться от него.
Синдзо ничего не говорит. Он просто кивает.
Он знает, что я чувствую: даже если парень умён и предан, пока он позволяет своему сердцу брать верх над разумом, в нашей семье для него не будет места.
Я поднимаю лацканы пальто и выхожу из клуба. На улице низкая температура. Хотя дождя нет, я чувствую странное электричество в воздухе. Смотрю на небо.
Тёмное. Тяжёлое.
Большие чёрные тучи скрывают луну и звёзды.
«Тёмные ночи приносят мрачные мысли», — говорю себе. — «И ещё более тёмные желания».
— Думаешь, я был не прав, отпустив её?
Не говоря ни слова, Синдзо проходит мимо меня и открывает дверь машины, на которой мы приехали. Думаю, это его способ сказать мне, что я принял правильное решение. Хоть и с колебанием, я сажусь в салон и жду, пока он займёт место водителя.
Парень, которого Синдзо тренирует, догоняет нас бегом.
— Куда мы едем?
Прежде чем ответить, я проверяю свой мобильный телефон. Дядя только что прислал мне сообщение. Я напрягаюсь, встревоженный.
— Возвращаемся домой.
Как бы я ни старался скрыть, что-то, видимо, просочилось в мой тон, потому что парень смотрит на меня в замешательстве.
— Что-то случилось?
Встречаюсь взглядом с Синдзо в зеркале заднего вида.
— Мой двоюродный брат вернулся в Сиэтл.
Больше мне ничего не нужно говорить. Он встраивается в транспортный поток и направляется к месту назначения так быстро, как только может.
***
Перед дверью в поместье дяди стоят двое мужчин. Я никогда их не видел. Мне кажется маловероятным, что Оябун позволил иностранцам войти в дом, но в то же время не считаю возможным, чтобы они вошли сюда силой.
Сразу, как припарковался, Синдзо кладёт руку на пистолет. Уверенный, что могу найти в нём союзника, я решаюсь выйти из машины. Один из двух мужчин подходит ко мне. Он сдвигает куртку настолько, чтобы показать мне приклад пистолета.
— Если хочешь войти, тебе придётся оставить оружие снаружи.
Я едва шевелю пальцами, готовясь отреагировать.
— Это мой дом.
Мужчина делает очередной шаг вперёд.
— У меня есть приказ, который я должен выполнить.
— Чей приказ?
Прежде чем успевает ответить, на пороге появляется силуэт Оябуна. Я тут же опускаюсь на колени, выказывая уважение, которого он заслуживает. Мужчина, который
Жду кивка. Приказа.
Если Оябун захочет, я могу уложить наёмника на землю и обездвижить. Могу убить его быстро или заставить страдать. Я могу пытать его или оставить шрамы, которые будут вечно напоминать ему об этом вечере.
Неестественная тишина окутывает поместье. Тихо дует ветер, покачивая ветви вишнёвых деревьев. Взгляд Оябуна внимательно изучает меня, словно это я не на своём месте.
Он разочарованно кривит губы.
— Пойдём со мной, Джун. Хочу поговорить с тобой.
Как только он поворачивается ко мне спиной, я встаю. Прохожу мимо человека, который попросил меня отдать ему пистолет, и следую за Оябуном, опустив голову и всё больше напрягаясь. На нём не обычный костюм, а одно из традиционных кимоно, он надевает их только в особых случаях. Когда мы доходим до его кабинета, один из его людей открывает дверь, а затем закрывает за нами.
— Садись, Джун.
Голос дяди звучит устало, как и его движения.
За свою жизнь я сталкивался и побеждал мужчин гораздо крупнее и могущественнее его. И всё же я боюсь. И не только сейчас. С тех пор как я прочитал послание, с которым он вызвал меня в свой кабинет.
Место, которое я занимаю сейчас, предназначено для тех, кто предал семью. Какими бы отвратительными или аморальными ни были, я всегда выполнял возложенные на меня задачи. Поэтому я не могу ни понять, ни оправдать своё присутствие здесь.
Я закрываю глаза и глубоко вдыхаю аромат горящих на столе благовоний. А открыв глаза снова, фокусирую взгляд на кимоно, что висит на стене позади него. Атмосфера настолько мрачная, что цветы, нарисованные на ткани, выглядят так, будто их изобразили не красками, а кровью.
— Тебе, наверное, интересно, зачем я вызвал тебя сюда?
Я не отвечаю, потому что он не дал мне на это разрешения. Я склоняю голову, ожидая, что он продолжит.
— Мир меняется, Джун. И я меняюсь. — Хоть он и пытается скрыть, его тело дрожит от кашля. — Часть семьи считает, что я слабею. Хотел бы я сказать тебе, что это не так, но правда в том, что я уже не тот человек, за которого твой отец отдал жизнь.
Он вздыхает, а его взгляд теряется в воспоминаниях.
— Ты очень похож на него. Верный, храбрый, честный.
Я не должен этого делать, но всё же осмеливаюсь поднять взгляд.
— Хоть и растил вас вместе, но Хитоши не похож на тебя. Он жадный, упрямый… Но он — всё, что у меня осталось.
Я чувствую тяжесть в желудке, осознавая, что Оябун на самом деле изменился. Было время, когда он не пускал чужаков в наш дом и не оставлял безнаказанным ни одного проступка. Отказавшись бросить женщину, в которую влюбился, Хитоши открыто бросил ему вызов.