Изменяя правила
Шрифт:
Оябун должен был убить его.
Но он позволил Хитоши вернуться.
— Жизнь подобна текущей реке, — продолжает он. — Ты не можешь остановить её течение или обмануть. Понимаешь?
Дядя смотрит в пустоту перед собой, а не на меня. Он бледен. Он никогда не был особенно хорошо сложен, но и худым его назвать было нельзя. Сейчас он такой. Худой. Усталый.
«Когда он так изменился?»
Прежде чем успеваю остановить себя — или подумать, уместно это или нет, — я решаюсь
— Почему ты мне это рассказываешь?
Его лицо темнеет. Он сжимает кулаки.
— Потому что я собираюсь попросить тебя предать то, во что ты веришь.
Глава 8
Глория
Сиэтл, настоящее время.
Уважение. Верность. Честь.
С момента своего рождения Иноу слышат эти три слова, повторяемые, по крайней мере, раз в день. Это ценности, в которые они верят; краеугольные камни, на которых построена их семья.
Несмотря на то что росла в других условиях, по-своему, я всегда поддерживала их философию. И всё же, хотя и в разное время и разными способами, мы с Джуном предали людей, которых любили; тех самых людей, которым поклялись в верности. Я сделала это, продолжая сотрудничать с Ноем, он — в ту ночь, когда ушла от него.
Мне больно говорить, но чувствую, что должна.
— Прости, — шепчу я.
Джун поворачивается ко мне спиной и садится на кровать. Резинка, что стягивала волосы, слетела, и теперь они рассыпались по его плечам, закрывая величественную татуировку на спине, которая была и у его дяди — бывшего оябуна. Маски, демоны и красные цветы следуют один за другим, насмехаясь надо мной.
Я делаю вдох, набираясь смелости.
— Признаю, я скрыла от тебя некоторые вещи. Но так же поступал и твой дядя. — Джун поворачивается ко мне. — Он сказал тебе, что о возвращении в Сиэтл попросил Иноуэ-сама, не так ли?
Я воспринимаю его молчание как подтверждение.
— На самом деле всё было не так: сам оябун позвал его обратно.
— Почему он это сделал?
— Он узнал, что я передаю информацию Ною, но никому не сказал, чтобы его сын не выглядел слабым.
У Джуна вырывается странный звук, что-то среднее между стоном и вздохом.
— Слабость здесь ни при чём. Если ему было известно, что Хитоши манипулирует иностранка, как оябун, он должен был приказать убить его.
— Отец не может убить собственного сына, — осмеливаюсь сказать я.
Джун смотрит на меня так, словно сказала большую глупость.
— Ещё до того, как стал его отцом, мой дядя был его оябуном. Руководствуясь своим сердцем, он подверг риску всю семью.
У меня кровь стынет в жилах, когда понимаю, — Джун никогда не поставит сердце выше верности. Он опирается локтями на колени и наклоняется ко мне.
—
Его голос мрачный. Угрожающий.
Я сухо сглатываю, прежде чем продолжить.
— Как только мы приехали сюда, твой дядя отвёл меня в сторону и заставил обо всём рассказать. Я предложила ему сделку: если он отпустит меня и Брайана на свободу, я перестану сотрудничать с Ноем и найду способ исчезнуть.
— Он ведь не согласился на это?
— Он собирался, но потом познакомился с Брайаном. — Я опускаю голову, чувствуя себя неловко. — Он был его племянником и Брайан…
— Необыкновенный, — завершает за меня Джун.
Я киваю. Я и так знала, что он высоко ценит моего сына, но от этих слов в груди становится пусто.
— Я оказалась в плохой ситуации. Я не могла сбежать и оставить Брайана в руках твоего дяди, но и продолжать предавать твою семью я тоже не могла, иначе оябун подослал бы кого-нибудь убить меня. Поэтому я сделала единственное, что могла: опередила его и пришла к тебе.
Джун едва заметно щурится, глядя на меня с враждебностью.
— Ты использовала меня.
— Я сказала, что мне нужна твоя помощь, чтобы сбежать от Иноуэ-сама, но правда заключалась в том, что я не хотела, чтобы ты меня убивал. Ты был убийцей семьи Иноуэ. Я знала, — в один прекрасный день твой дядя потеряет терпение и прикажет позаботиться обо мне, поэтому я попыталась привязать тебя к себе, чтобы этого не произошло.
Он скрипит зубами, глядя на меня с отвращением.
— И тебе это прекрасно удалось.
— Не так, как я хотела. — Правда и ложь это две дороги под откос, как только ты оказываешься на одной из них, остановиться уже невозможно. — Мне не следовало влюбляться в тебя, но я влюбилась.
Джун встаёт. Его кулаки сжаты. Мышцы на спине подёргиваются, когда он двигает головой из стороны в сторону, отчего в шейных позвонках раздаётся хруст.
— Джун, я…
Он поднимает руку, приказывая замолчать.
И я замолкаю.
Но не остаюсь на месте.
Я поднимаюсь и приближаюсь к нему. Беру его ладонь и прижимаю к своей шее. Я чувствую, как его пальцы сжимают моё дыхание, но не отступаю. Сердце бешено бьётся в груди.
Я знаю, он это чувствует.
Он чувствует то, что испытываю я.
У меня начинает кружиться голова, когда он усиливает хватку. Мои ноги дрожат. Я уже готова упасть, и тогда он отпускает меня.
Его большой палец едва шевелится, слегка касаясь кожи.
Его глаза не просто смотрят на меня.
Они меня видят.
А я вижу его.
Гнев, который вызвало в нём моё признание, желание меня наказать, безжалостная война между инстинктом и разумом. Джун знает, — я не лгу, но также и то, что когда-то я делала это так хорошо, что вынудила его предать семью.