Изменяя правила
Шрифт:
— Ты стал Оябуном. — Он смотрит на меня так, словно не понимает ни единого моего слова, а не как человек, который однажды далёкой ночью признался мне, что счастлив, что у него нет никаких обязательств и он может следовать только своим инстинктам. — Ты отверг многих женщин. Ты мог бы отказаться и от этой должности.
— Всё не так просто.
— И всё же это так. Ты жаждал власти, как и все остальные. Ты поддался искушению и превратился из дьявола в бога.
С усталым вздохом Джун прислоняется головой к дверному косяку.
—
— Кто?
— Если бы Оябуном стал не я, а другой из наших людей, его первым приказом было бы убить тебя и Брайана, чтобы избежать в будущем обвинений.
Голос с трудом проникает в горло.
— Ты сделал это ради Брайана, — понимаю я.
Джун сжимает зубы.
— Не только.
Не обращая внимания на дождь, он уходит в вишнёвые деревья.
Подальше от меня.
Глава 21
Глория
Выкрикивая, Джун вытягивает руку вперёд.
Рядом с ним то же самое делает Брайан.
Они оба стоят на татами босиком. Мой сын одет в спортивный костюм, а Джун — только в брюки. Если бы не злилась на него, я бы, наверное, дала ему понять, что очень, очень ценю вид его обнажённой груди, но вместо этого смотрю на него так, будто могу сжечь дотла.
— Сделаем перерыв, — неожиданно говорит Джун.
Поклонившись ему, Брайан подходит ко мне. Хотя он старается оставаться бесстрастным, его глаза блестят. За последние три года сын несколько раз спрашивал меня, можно ли ему заняться боевыми искусствами. Я никогда не давала ему разрешения, как потому, что хотела держаться в тени, так и потому, что мне не нравилось, что он хочет драться.
Как только увидела их с Джуном тренировку, я поняла, что совершила ошибку. Боевые искусства не делают мужчин жестокими; в лучшем случае они помогают им контролировать свои эмоции и то насилие, которое уже есть в них.
Я протягиваю сыну бутылку с водой, а сама краем глаза наблюдаю за тем, как Джун вытирает пот полотенцем. Уверена, он тоже не прочь утолить жажду, но я ничего ему не предлагаю.
Более того, я продолжаю испепелять его взглядом.
— Все в порядке, мама?
— Конечно, милый. — За исключением того, что вчера вечером Джун предложил мне подождать его в постели, но сам так и не вернулся. Я с улыбкой глажу потные волосы сына. — Тебе придётся принять долгий душ позже.
Я ловлю на себе пристальный взгляд Джуна.
Он потирает подбородок, но ничего не говорит.
— Джун рассказывал мне, что в Японии есть огромные ванны, где мужчины и женщины купаются вместе.
— Они называются онсэн, — объясняю я.
Брайан хмурится.
— Не уверен, хочу ли я купаться голым с другими людьми.
Я улыбаюсь, забавляясь его наивностью. Мне нравится, что он такой; что он до сих пор способен смотреть на мир как на чудесную тайну, а не как на адскую машину.
—
Брайан возвращает мне бутылку с водой и подходит к нему. Сын почти не верит своим глазам, когда Джун протягивает ему небольшой деревянный меч, идеально подходящий для его комплекции. Я уже бывала в этом додзё, но уверена, что никогда не видела такого.
Должно быть, Джун купил его для Брайана.
Прежде чем принять меч, Брайан кланяется с глубоким уважением.
Вот тогда меня прорывает.
Я вскакиваю и ухожу. Чувствую, как взгляд Джуна следует за мной, пока я не исчезаю из его поля зрения. И даже после этого.
Но он не догоняет меня.
***
Помада выскальзывает у меня из рук и падает на пол.
Сдерживая проклятие, я тянусь к полу. Касаюсь тюбика кончиками пальцев, но подхватить его не получается. Двигаться в облегающих нарядах всегда проблематично, но мне всё равно удаётся найти способ поднять его. Я подхожу к зеркалу, чтобы подкрасить губы, и замечаю, как позади меня движется тень.
Вздрагиваю и резко оборачиваюсь.
Забавляясь, Джун улыбается мне.
— Не хотел тебя напугать.
С мрачным выражением лица возвращаюсь, чтобы подправить помаду на губах.
— Я тебя совсем не боюсь. Но предпочитаю, чтобы ты постучал, прежде чем войти в мою комнату.
— В твою комнату?
— Да. — Смотрю на него сквозь зеркало на туалетном столике. — В мою комнату. Куда ты не должен входить без стука.
— Дверь была открыта.
— Она не была открыта, она была заперта.
Джун приподнимает уголок рта, смеясь надо мной.
— Да неужели?
Я убираю тюбик помады, не обращая внимания на его провокацию. Поняв, что я ничего не отвечу, она меняет тему.
— Ты нервничаешь?
— А ты как думаешь? — спрашиваю, фыркнув.
Он подходит ко мне и опускает ладони мне на плечи. Лёгкими прикосновениями массирует их. Вместо того чтобы расслабиться, я напрягаюсь ещё больше. Я пытаюсь встать, чтобы избежать его прикосновений, но он толкает меня обратно в кресло.
— До ужина с Ноем у нас ещё есть время.
— И что с того?
С плеч его руки скользят на мою шею, медленно её обводят вокруг, прислушиваясь к биению моего сердца.
— Что ты делаешь, когда нервничаешь и хочешь успокоиться?
— А ты что делаешь?
Он скрипит зубами, крепче сжимая мою шею. Зловещая тень вспыхивает в его глазах. Ответ на мой вопрос.
Когда Джун нервничает, он кого-то убивает.
Я не должна удивляться или радоваться. Но мысль о нём, таком сильном и жестоком, обжигает внизу живота.
Мне удаётся смахнуть его руки и встать. Босиком иду к шкафу, где оставила туфли для сегодняшнего вечера. Я наклоняюсь, чтобы надеть их, приподнимая подол платья ровно настолько, чтобы Джун мог увидеть край кружева резинки на чулках.