Изменяя правила
Шрифт:
Это неправильно. Безумно. Пагубно.
Но это так.
— Ты хорошо себя чувствуешь, Джун?
Оябун пристально вглядывается в меня.
— Я не очень голоден, — лгу я.
— Жаль, — вмешивается двоюродный брат. Он протягивает руку к руке Глории и переплетает свои пальцы с её. — Ведь сегодня праздничный вечер. Не так ли, Цветочек?
Глория не кивает, а пытается вырваться из его хватки, тогда он с силой сжимает ей пальцы, причиняя боль.
От досады я стискиваю зубы. Отворачиваюсь и встречаюсь взглядом с Оябуном, понимая, что
— Кстати, папа…
— Оябун, — поправляет его дядя, возвращая моё внимание к нему. — Прежде чем быть твоим отцом, я твой Оябун.
— Конечно. — Хитоши смеётся сквозь зубы. — Как я мог забыть об этом? — Мне хочется ошибаться, но я уловил в его тоне весёлые нотки. Оябун, должно быть, тоже это почувствовал, потому что его взгляд становится мрачным. — Это забавно, знаешь ли.
Дядя вытягивает руки над столом. — Что?
— Именно об этом я и хотел с тобой поговорить… Оябун. — Он снова усмехается. Словно сказал что-то смешное. Может, он сам этого не понимает, но смеётся только он. — Ты как-то сказал, что унаследовал этот титул сразу после женитьбы на моей матери. Я правильно помню?
Улыбка на лице Хитоши расширяется.
По моему позвоночнику пробегает дрожь чистого ужаса.
Я смотрю на Глорию.
Она не поднимает головы. Если подумать, она избегает моего взгляда с тех пор, как я заехал за ней. Это потому, что она что-то знает или потому, что злится на меня?
Хитоши наливает себе ещё вина.
— Как ты знаешь, завтра я женюсь, и мы все понимаем, как напряжённо управлять организацией…
— Семьёй, — поправляет его Оябун.
— Да. Семья. — Хитоши бросает на меня весёлый взгляд. — Ты делал всё возможное, чтобы сохранить семью, но теперь всё кончено. Ты устал, болен… Все ждут, что ты сделаешь шаг назад. Ты это понимаешь?
— Все кто? — Не хочу, чтобы так было, но мой голос груб.
Хитоши поднимает плечи.
— Люди, кто ещё?
— Ты сказал им, что Оябун болен?
— И что с того? — спрашивает, вздёрнув нос.
Оябун поднимает руку, заглушая любые возражения.
— Скажи мне, Хитоши. Каковы наши семейные ценности?
— Уважение. Верность. Честь, — быстро отвечает он.
— Если бы спросил тебя, какая из этих трёх ценностей важнее всего, что бы ты мне ответил?
— Честь? — отвечает он, чувствуя себя неловко и поправляя галстук.
Оябун качает головой.
— Я задал Брайану тот же вопрос. Услышав упоминание о сыне, Глория поднимает голову. — Он сказал, что великим мужчину делает сочетание всех трёх ценностей, а не только одна.
Глория гордо улыбается. Я знаю, этому научила Брайана она.
— Я попросил его назвать мне великого мужчину.
— И что он ответил?
Один за другим Оябун смотрит на всех присутствующих. Когда он доходит до меня, его взгляд останавливается. Он ничего не говорит, но моё сердце начинает биться быстрее…
Потому
Прежде чем заговорить снова, дядя делает глубокий вдох.
— Хитоши, тебе ещё многому предстоит научиться. Даже если ты считаешь обратное, ты ещё не готов занять моё место.
— Что за бред ты несёшь? — Двоюродный брат хлопает кулаком по столу и встаёт. Он не должен этого делать. Его отец всё ещё босс, и он должен его уважать. — Благодаря сделке с Ноем я принёс семье больше богатства, чем ты за всю свою жизнь! Но ты никогда не заботился о деньгах, не так ли? Так же, как никогда не заботился обо мне!
В порыве гнева Хитоши швыряет бутылку вина на пол вместе с несколькими бокалами и парой тарелок. Я ожидаю, что шум привлечёт официантов, может быть, даже охрану, но никто не приходит.
«Что-то не так».
Я нащупываю кобуру, готовый вытащить пистолет.
Но его там нет.
Я отдал его охранникам у входа.
Хитоши указывает на дядю пальцем.
— Я знаю, почему ты не хочешь сделать меня Оябуном. Видел, как ты смотришь на Джуна, но тебе пора перестать обманывать себя. Он чёртов недоумок. У него никогда не будет ни положения, ни женщины, ни детей! — Его дыхание сбилось, лицо покраснело. — Он никогда не будет…
Оябун поднимается на ноги и даёт Хитоши пощёчину.
Время замедляется. Останавливается.
Как только оно снова начинает бежать, Хитоши яростно смотрит на него и наносит ответный удар. Он бьёт Оябуна с такой силой, что тот падает. Но не только это. Хитоши выхватывает пистолет и направляет отцу в лицо.
Я встаю, готовый вступиться, но Хитоши отступает на шаг и направляет ствол на меня.
— Не ввязывайся, Джун.
Я качаю головой.
— Хитоши, убери оружие в кобуру.
У него вообще не должно быть оружия. Люди на входе должны были забрать ствол у него.
Но это были не люди Оябуна, а люди Хитоши.
Кровь стынет в жилах, когда я понимаю, что всё было спланировано. Двоюродный брат снял заведение полностью не для того, чтобы отпраздновать с нами, а чтобы избавиться от нас. Мой взгляд перебегает на Глорию, неподвижно сидящую рядом с ним. Перед тем как войти, она как-то странно посмотрела на меня…
«Она знала. Она всё знала и не предупредила меня».
Оябун пытается схватить Хитоши за ногу, но тот пинает в ответ. Между мной и ним стоит стол. Я мог бы перепрыгнуть и обезвредить Хитоши, но он успеет выстрелить хотя бы раз.
Если он выстрелит в меня, я смогу уклониться от выстрела и напасть на него.
Но если он выстрелит в Оябуна…
— Убей их обоих. — Голос Глории нарушает тишину. Она с ухмылкой смотрит на Хитоши, а затем поднимается на ноги и приближается к нему. Мягкая ткань платья ласкает бёдра. Её грудь колышется, когда она опирается на руку своего будущего мужа и целует его плечо. — Таков был план, не так ли?