Измор

(Вместо предисловия)

Двухпроцентная вероятность того, что даже если включить обогреватель, одеться потеплее, и только квартиру покинет холод первозимья, унося за собой мандраж – сбылась.

Само явление для меня не было новым, поскольку к ежегодно приходящему холоду рано или поздно привыкаешь. В каком-то смысле это похоже на рутину, но для меня это значит возвращение какой-то мрачности в город. В конечном счете это воцарение холода означало наступление зимы. Мысль о возвращении зимы-могильщика, косящего слабых людей и зимующих на ветру животных, снова создало картину полную скорби и меланхолии. Для того чтобы передать такую скорбь, достаточно

выйти на улицу или пуститься в русский общественный транспорт и, помимо устилающего город маленьким слоем снега, в глаза бросится отнюдь не пейзаж, а все те же томные, злые и пассивные лица, которые кажется, никогда не изменятся в моем городе и стране.

Но поймав себя на затянувшейся мрачной мысли, которая так давно мне знакома, я занялся приготовлениями ко сну. Принеся второе одеяло, поставив будильник, чтобы не проспать учебу и выключив обогреватель я все же начал философствовать почему ежегодно заостряю на этом внимание.

Наутро, услыхав бряцание будильника я проснулся с тем же чувством прострации и наплыва сознания, что обычно приходит после сна. Заметив пятнышко упавшей во сне слюны, начал спешно приводить себя в порядок и впроголодь перекусив, теплее одевшись вышел на улицу. 

Как всегда, утро началось неладно и неприятно, как оно бывает в городах, где люди априори злые и недовольные судьбою. Ожидая трамвай, я продолжал думать о вчерашней мысли. Пока мое внимание было сосредоточенно на этой думе, леденящий климат, судя по всему, решил разойтись. Окружение приняло вид миловидного мрака, а люди вокруг стали подступать – кто на работу, кто учиться, заполняя улицы, остановки и транспорт. Когда трамвай подъехал, на остановке скопилось множество симулянтов и хамов, наглых подростков и не менее ядовитых взрослых. И вот, находясь с ними в одном старом, студеном как морозилка, переполненном «вагоне», в котором еще и пахло каким-то спертым, словно подземным запахом я опять начал наблюдать за тем, как все эти люди мысленно презирают друг друга. Но поняв, что эта процедура и так год за годом повторяется, я задал вопрос о том, что объединяет нас всех, кроме ненависти, отрочества и меланхолии. Параллельно с этим, если взглянуть на это с той же невольной грустью, то окажется нерезультативно. Однако продолжая задаваться вопросами и искать схожие черты, я заметил нечто совсем иное. В этот мне стало ясно, почему меня ежегодно посещали эти отчаянные мысли.

Самара, 7 ноября 2019 года

***

Солидарен с тобой, дорогой читатель, что вышенаписанная заметка выглядит весьма сентиментально, точно чье-то бесприютное странствие. Однако если бы не тот внезапный порыв эмоций и мысли, что овладел мною за пару часов до заметки, то, вероятно, это произведение никогда бы и не появилось. В противном случае, оно появилось бы поздно и было много отлично от первостепенной версии и получился бы какой-нибудь альманах. Поэтому я благодарен мысли, что посетила меня в нужное время в нужном месте.

Обширная монотонность и разбор задеваемых в этой работе вещей и явлений, объединено между собой на расщепление и поиск ответов на задаваемые вопросы о проблематичности нынешнего поколения, при этом активно используя идею об «изморе» в качестве первопричины.

Вкратце, измор – это трактат о человеческом вожделении, в котором явление постчеловека рассматривается как единый феномен, вызывающий множество общеисторических конфликтов, где автор посредством анализа патологии и причин, постепенно узнает самого себя и ужасается. Эта работа представляется роковым моментом в жизни автора, так как подводит итог между его юностью и определяет взгляды на мир. Сочинение разделено на две главы. В первой рассматривается «анатомия» измора, а во второй – сага о «безъязыкости», которая стремится поставить точку в некоторых спорах.

Эту работу никоим образом нельзя назвать научно достоверной, ибо она выглядит слишком неученой и далека от единой нормы интерпретации. Между тем,

приведенные аргументы и доводы в эссе «Психопатия» и «Против физиологии», ввергнуты ради подкрепления личной точки зрения, читатель же свободен от влияния и сам может заключить что истинно, а что нет. Важным представляется подчеркнуть, что, давясь этим трудом я выплескиваю свои эмоции в резонной форме. Написанная концепция «безъязыкости» отражает мои взгляды настолько точно, насколько это вообще возможно. Некогда я думал, чтобы заделать из этой работы сборник эссе, однако меня останавливало то, что в нем слишком много самодура и резкого наития; хотя, учитывая не принятое решение, от художественного и публицистического формата я не отошел.

Наконец, значительным следует отметить, что эта работа не более чем субъективные жонглирование личными истинами и догадками, представленные в непредвзятой форме, подробно описав которые, мне будет легче смотреть на мир. Если мне когда-нибудь доведется вернуться к сей работе то, уверяю, останусь все тем же и ни вы, ни я не заметите разницу.

С почтением и благодарностью, Ваш Соль.

Воспрянувший от сна долголетнего, отнюдь не постельного, мучавшего сознание своими навязчивыми воззрениями и мыслями человек ужаснется после того, как придет к неизбежному выводу, что именно мы, рожденные в мире изобилия текста, смыслов, знаков и всемогущественных жестов, оказались в совершенно безнадежной ситуации, в которой значимость истины как таковой, а также информации теперь сужается и значительно деградирует. В самом деле, доныне наступление новой эпохи не взывало столько горячих речей, критики, полемики, сколько наблюдается сегодня. То, что отныне весьма емко обозначается как «смерть культуры», в действительности, есть победа удобопонятной информации. Здесь, однако, необходимо подчеркнуть, что самая смерть наступила с приходом постмодерна, который независимо от данных ему свобод, ведет себя как капризный подросток, коему все мало и мало. И относительно этого сравнения возникают патологические уродства, что он привнес, чье наличие напрочь отбивает желание разбираться в культуре. Потому некогда здравомыслящие люди пятятся назад при мысли о борьбе с современностью и как истинные философы-гуманисты принимают ее, становясь постлюдьми. Тем самым они показывают белый флаг говоря о бессилии и неверии в чистоту и потенциал собственного языка. А поскольку мертвеет вера в язык, мертвеет значение слова, что равносильно отсутствию правильной коллективной деятельности, общения и какого-либо интеллектуального развития, ведь если окружение человека бедно на мысли и слова, то человек, в худшем случае – невольно беднеет сознанием, в лучшем – живет с травмой.

Однако здесь извинительно заподозрить, что статус мертвой культуры неточен, поскольку существует множество талантливых, творческих людей, которые все-таки соблюдают естество прошлых лет; которые любят утонченность и естественность в искусстве. Важно упомянуть, что само понятие «культура», конечно, включает в себя этику, образование и многое другое, ибо культура – это не только набор правил, которые предписывают человеку, но и духовность человечества в целом. Вследствие чего, заявление о ее кончине ложно, потому как ее элементы многогранны, и для того, чтобы разрушить фундамент культуры, нужно нанести ущерб во всем строении.

В этом смысле ваше возражение справедливо, однако оно так же неточно. Несмотря на то что культура многообразна и, казалось бы, должна иметь значительную броню, чем искусство, которое диктуется модой, цивилизация находится в массовом застое. Люди стали грубее, излишне радикальны, примитивны в суждении или обозначении ценностей и все чаще и чаще в обществе господствует кретинизм: в суде, кинематографе, семье, творчестве, музыке. Проблема же состоит в том, что все эти вещи связанны между собой дефицитом мышления, проще говоря, мысль умирает, а взамен остается только примитив.