Изобретатель. Продолжение
Шрифт:
На завтрак вся честная компания собралась на втором этаже дворца бананового магната, в банкетном зале, строго выдержанном в стиле барокко. За столом велись разговоры на разносторонние темы, как понятные только узкому кругу, так и общей тематики.
Больше всех говорил Синх, уже успевший изучить уклад жизни большинства землян по просмотренным среди ночи «новостям» из телевизора.
– Просто странно, что большинство из того, что используют люди на вашей планете, расходуется, расщепляется на ненужные компоненты и ниоткуда не пополняется. Неужели за столь великое количество микролет существования вашей цивилизации вы так и не научились выращивать материю искусственным путём?
Синх по привычке говорил быстро и сбивался с языка на язык, но профессору понять его было не трудно.
– Мы ещё только учимся, – виновато улыбнулся добродушный хозяин острова. – Мы уже давно знаем, как выращивать многие полезные и вредные бактерии, умеем создавать различные материалы, воздействуя на молекулы физическими или химическими процессами, перерабатываем отходы в удобрения…
– А много ли в этом проку? – перебил Синх. – Зачем портить уже существующее, "создавая" из него всякую всячину, а затем выбрасывая или перерабатывая в удобрения? Не лучше ли, в таком случае, вообще, оставить всё как есть?
– Многие земляне тоже часто об этом задумываются, Синх. – ответил Пётр Данилович. – Но…
– Но одно дело – думать, а другое – делать! – не задумываясь, довершил мысль замешкавшегося профессора Синх. – Жители любой планеты должны заниматься главными заботами своей планеты, ведь их планета даёт им самое главное – жизнь. А в ваших «новостях», на экране, как я видел, все только и делают, что обсуждают проблемы, вместо того, чтобы делать общее полезное для планеты дело. Разве можно построить хороший мир, истребляя природу?
– У людей слишком маленькая продолжительность жизни, мой друг, поэтому они и торопятся успеть пережить как можно больше впечатлений, и не особо успевают думать о планете, тем более делать для неё что-то полезное.
– Это не правильно. Почему бы в таком случае людям не задуматься о создании препарата для увеличения человеческой жизни? Тогда бы не приходилось так торопиться.
– Поэтому мы с отцом и трудимся над продвижением научного прогресса, уважаемый Синх, – сказал изобретатель, решив, наконец, поддержать беседу, совсем не из вежливости, а по велению умственного интереса. – Ведь большинство проблем в безграмотности общества. И если нельзя добиться всеобщего просветления искусством и культурой, которые не имеют авторитета перед невежеством, то, по крайней мере, можно повлиять на общественное сознание, иными методами – осветив мир научными достижениями.
Михаил Ромашкин и Алайа (она давно изучила разговорную речь землян с помощью своего мужа) не прислушиваясь к диалогу Синха с профессором, вели задушевную беседу на темы более приземлённые. Елена, не скрывая своего любопытства, внимательно разглядывала инопланетянку, так чисто говорящую на русском языке, и слушала её мелодичный голос.
В момент упоминания Михаилом далёкой деревни, где в его мыслях остался его родной дом, а на самом деле остался лишь участок, огороженный забором, сад и пара сараев, ведь, как известно, его дом улетел вместе с хозяином, Елена неожиданно всхлипнула и начала плакать, сначала тихо, сдержано, а потом взахлёб.
– Что случилось? Что… Лена, – залепетал взволнованный муж плачущей особы. – Что-то невкусное попало? Подавилась?
Несколько минут сотрапезники недоуменно наблюдали эту картину. Затем бурные рыдания прекратились, всхлипывания стали реже.
– Я пять… я пять лет… не ви… не видела маму! – сквозь слёзы попыталась объяснить бывшая продавщица.
Детские воспоминания, родной дом, деревня, в одно мгновенье пронеслись в её мозгу и всколыхнули события пятилетней давности.
Конечно, она не собиралась забывать свою старенькую, заботливую маму, но вскруживший голову полёт на летучем доме, банановый остров, потом рождение собственной семьи, ребёнка, и ещё детей… И, само собою, так получилось, что о самом главном человеке всей своей прошлой жизни, о той, без которой явиться на свет навряд ли бы у неё вышло, Елена вспомнила только сейчас.
Миша облегчённо выдохнул, стёр салфеткой со лба проступивший пот и уселся обратно на своё кресло.
– Зачем же так народ пугать? – с глупой, но милой улыбкой обратился он к своей заплаканной жене. – Разве это проблема? Думаю, мы с Прохором хоть сейчас можем слетать за ней в деревню, и привести её сюда. Ведь, правда, Пётр Данилович? Это же не долго, если на летающей кастрюле?
– «Летающая кастрюля», как ты её называешь, – это слишком серьёзный и заметный объект, Миша, – уточнил изобретатель. – Лучше лететь на твоём доме. Думаю, он ещё не развалился.
– Разве я мог допустить такое, сын мой! – воскликнул профессор. – Ваш летающий дом находится в полном здравии. Кстати, по моему распоряжению, в нём делалась генеральная уборка, и был произведён мелкий ремонт. Местами требуется подкрасить фасад твоей чудо «краской», чтобы вернулась полная невидимость. Но, надеюсь, вы не соберётесь в путь прямо сегодня, лишив нас своей компании? Отложите хотя бы на денёк-другой!
– Возьмите и нас с Зиной, – предложил Синх. – Мы вам пригодимся. Это будет увлекательная экскурсия!
– Ну, что ж, – заключил Прохор Клюев. – Если нас отпускают наши жёны…
– Нет! – запротестовала жена Михаила Ромашкина. – Как же без меня? Мама вас знать не знает! Перепугаете ещё её до смерти! Я должна сама… с вами…
– Как же ты полетишь? – перебил Миша. – Детей-то куда?!
Елена на секунду задумалась. Потом взглянула на Алайю.
– Летите, – успокоила зеленоглазая инопланетянка своим мелодичным голоском. – Мы со свекровью присмотрим за детьми.
Бим сразу же полюбил Филемона всей своей собачьей душой. Уже немолодой, но ещё и не старый пёс, конечно же не мог не любить детей своего хозяина, да и всех остальных жителей славного острова, но в Филемоне он почувствовал, каким-то сверхчутким собачьим нюхом, самую родственную душу. Синеволосый мальчик с планеты Дивия, сын Прохора и Алайи, который до этого никогда не видел живых собак (мёртвых, разумеется, тоже), а видел лишь их изображения и игрушки в виде пушистых комочков, был искренне рад такому расположению чёрно-рыжего лопоухого создания, и отвечал на его лохматое дружелюбие полной взаимной симпатией.