Изобрети нежность
Шрифт:
Была ли Венера веснушчатой
«Графа Монте-Кристо» он уже читал. Но в двух старых книгах, без обложек, с кое-где оторванными страницами. А Костя привез новенькую, еще пахнущую типографским клеем и краской. Однако Брем был гораздо более ценным подарком. И Павлик положил его на середину стола, чтобы завтра, когда придет Аня, сразу обрадовать ее…
Мысль об Ане приглушила тоску, нахлынувшую с отъездом матери. Достал и подержал в руках ее записную книжку.
Как она могла забыть ее? И почему до сих пор не спохватилась?
Он глянул на подоконник,
Аня остановилась как раз там, возле стола, когда попросила: «Запомни: тридцать шагов от секвойи». Потом увидела карандаш на столе, вынула книжку и записала в нее. Или нет, сначала добавила: «Тридцать шагов против бури». А Павлик еще спросил: «Что это?» Она поглядела на него и сказала: «Да это… просто». Она всегда так отвечала ему, когда не хотела что-нибудь говорить. У Павлика недавно поднималась температура. А Татьяна Владимировна просила Аню в таких случаях как можно меньше волновать его. И потому Аня даже о своих случайных двойках не рассказывала ему. Рассказывала потом, когда удавалось исправить их.
Сегодня она впервые забежала к нему прямо из школы, не побывав дома. Предупредила, что всего на минутку. Но бросила портфель на стол и больше минуты ни о чем не говорила, привычно похрустывая пальцами и прохаживаясь мимо стола взад-вперед. Такая уж у нее была привычка: «думать на бегу», как она сама говорила об этом.
Косы ее всегда лежали врозь: одна на спине, другая на груди. И менялись местами, когда она поворачивала голову…
Записав себе про секвойю, Аня еще немножко постояла здесь, в уголке, между столом и подоконником, потом схватила портфель, сказала: «Я, Павлик, попозже зайду!» И не пришла.
Она бывала у них каждый день. Первое время собиралась заниматься с Павликом уроками, чтобы он не потерял год, притаскивала с собой кипу учебников, тетрадей, большой атлас и даже мел, хотя доски у них не было. Аккуратно раскладывала все это на столе, на стульях… Но занятия у них так ни разу и не состоялись. Пригодился один атлас. Да и то лишь в той его части, где были карты Южной Америки.
Аня посвятила Павлика в свою теорию об исчезновении инков: они просто-напросто укрылись в золотом Эльдорадо…
И с тех пор учебники появлялись на столе редко, от случая к случаю, а разговаривали Аня и Павлик чаще всего о главном…
Испанские завоеватели имели множество доказательств того, что Эльдорадо существует. Но никому не удавалось пройти через сельву, как и проникнуть в тайну инков. Даже их письмена остались мертвыми для людей… Все экспедиции погибали, потому что ими двигала жадность. Они спешили, отправляясь в сельву за золотом. А к большим открытиям надо быть готовым идти долго. Примерно так же, как люди пойдут когда-нибудь к звездам… В Аниной книжке обязательно есть записи по этому поводу. Она все главное записывала для себя.
Отправляясь в экспедицию, нельзя думать о возвращении. Надо идти только вперед, до конца.
«А когда мы умрем, – говорила Аня, – дальше пойдут наши дети. Потом их дети!..» Вот это и было главным: чтобы дети продолжали дорогу, а не начинали ее сначала. Аня уговорила свою мать записаться в областную библиотеку и брала на ее имя серьезные книги о природе, о животном
Память – штука малонадежная, и они выписывали в специальную тетрадь, какие травы лекарственные, какие можно употреблять в пищу, как их найти, – в сельве все могло пригодиться. Ведь если ты знаешь валерьяну, хинное дерево, умеешь полностью использовать плоды пальм, ты уже не погибнешь от голода, от лихорадки или от укуса змеи.
Самый трудный период в сельве – зима, сезон дождей. Поэтому надо иметь с собой маленький генератор. Во время дождя в сельве, как и везде, бегут ручьи. Не так уж трудно, если есть топорик, лопаточка, устроить маленькую плотину, приладить лопасти к генератору, и он будет давать тепло, свет. На все время дождей.
А чтобы завязывать дружбу с разными племенами, надо помнить хорошие сказки. Потому что все народы понимают сказки.
Павлик думал, она случайно подошла к нему в театре. А потом убедился, что нет. У нее на этот счет была своя твердая теория: все физически слабые люди – мужественные, а сильные нет, потому что они надеются только на силу. Такие, например, как Павлик, спокойно переносят настоящие мучения. А здоровые – она сколько раз убеждалась – ноют от маленькой царапины…
«Не обязательно быть сильным, – говорила Аня, – надо быть мужественным». Еще она не любила красивых. И об этом записала в свою книжку при Павлике: «Все красивые люди – глупые, потому что надеются на красоту. А некрасивые надеются на свой ум». Себя она не считала красивой. Из-за веснушек. Павлик нечаянно увидел тогда еще две записи. Одну чернилами: «Даже бородавки можно вывести, а веснушки нельзя». И карандашом: «Которые веснушки всегда – это родинки».
Но однажды, просматривая коллекцию Татьяны Владимировны, – у матери было много альбомов с репродукциями Дрезденской галереи, Третьяковки, Эрмитажа, – Аня очень долго разглядывала Венеру Милосскую. Потом сказала:
– А может, у Венеры тоже были веснушки… Ведь руки у нее были?
И вполне возможно, что у Венеры Милосской были веснушки. Никто никогда не докажет противного.
Начало неожиданностей
Костя вошел очень довольный собой. Потирая ладони, энергично подул в них, как будто с морозу, хотя на улице уже две недели стояла оттепель и пахло землей, набухающими почками, снеговицей.
К его приходу Павлик, вспомнив наставления Татьяны Владимировны, разлил на двоих свою вечернюю порцию молока. Обязанность пить его впервые не казалась трудной.
Себе Павлик налил чуть меньше, а Косте – полный стакан, даже с пенкой. Но тот, едва увидев приготовленное ему угощение, обеими руками загородился от стакана.
– Я его, Павка, терпеть не могу! Ты пей, тебе полезно. А мне… Что ты! – И, не раздеваясь, не сняв кепки, он ринулся к ящику письменного стола, извлек бумагу, конверты.
Павлик не понял своего дяди. О молоке он только что говорил Татьяне Владимировне совсем другое… Но Костя, будто опомнившись, тут же снова вбежал на кухню.
Сдвинутая на сторону ширмочка заметалась при этом туда-сюда.