Израиль без обрезания. Роман-путеводитель
Шрифт:
Давненько на меня так не орали, как на этих занятиях! Все девчонки довольно оперативно исполняли команды, отдаваемые, естественно, на иврите, за считаные секунды собирая и разбирая автоматическую винтовку М-16. Разобрать автомат я еще как-то разобрала, Илана и другие девчонки тихо подсказывали, что делать. Но вот собрать – толку никак не было! Я почувствовала себя полным деревом. Стояла и усиленно делала по совету Милки «маленькую голову», хлопая глазами, пока меня строгим голосом отчитывала девчонка-лейтенант, примерно моя ровесница. Кажется, из-за меня Соня потом получила какой-то выговор.
На стрельбах дела пошли немного лучше. Оказалось, я могу вполне сносно стрелять из винтовки. Пару раз лейтенант поправил оружие у меня на плече, но результатами, видимо, остался удовлетворен. Это было для меня большим открытием. Значит, у меня неплохо получается щелкать не только затвором фотоаппарата!
А лекции по теории обращения с оружием и моральному облику солдата ЦАХАЛа прошли вообще как по маслу. Я по старой студенческой привычке дремала в уголке с умным видом и открытыми глазами, на меня никто никакого внимания не обращал.
Главный кошмар начался после обеда. На меня напялили каску, рацию и прочую амуницию общим весом килограммов двадцать.
– И что теперь? – спросила я, прогибаясь под тяжестью груза.
– Бежать, как обычно, – хладнокровно ответила Илана. – Это тренировочный марш-бросок! Еще спасибо, что сегодня не жарко и мы не в Негеве!
– Как бежать? Я же пошевелиться не могу! Навьючена, как ишак! Да что ты? Точно, с места не сдвинусь! – заголосила я.
– Беги потихоньку.
– А сколько бежать надо?
– Пять километров.
– Сколько? Я – пас. Остаюсь тут, сбрасываю с себя всю эту хрень и никуда дальше не бегу! Не могу, сил нет.
– Пожалуйста, Кариночка, беги. Не спеша, как сможешь… Иначе ты Соньку подведешь, ей потом очень плохо будет!
– И зачем только я на все это согласилась! – взвыла я. – У меня же инфаркт будет! Надо было Милку слушать. Дура сентиментальная!
Мы побежали. Сонькина подруга дергалась, но старалась не вырываться особо вперед, чтобы не бросать меня в самом хвосте.
Вскоре нас с Иланой настиг молодой парень-лейтенант, который громогласно начал выяснять у нее что-то на иврите. Я не придумала ничего лучшего, как согнуться пополам, застонать и изобразить на лице максимальную степень страдания.
– Все нормально! – прошептала Илана, когда лейтенант отошел. – Я сказала кацину, ты совсем плохо чувствуешь себя сегодня, у тебя все болит – горло, зубы, голова, но бежишь, тем не менее…
– Это ад какой-то! У меня, правда, все болит! И зачем только я согласилась на эти муки? – прошептала я, обливаясь потом. – Не могу больше…
Не знаю, как я пробежала этот дурацкий кросс, большая его часть протянулась в бесконечном тяжелом тумане. Пот с меня лился в три ручья. Я была последней, но все же не упала в обморок, не сбросила с себя каску и проклятую рацию. Зато потом грохнулась на землю и лежала минут десять, пошевелиться не могла.
Девчонки помогли дойти до раздевалки. Там при первой возможности достала мобильный и набрала Милу.
– Забирайте меня отсюда! – орала я в трубку. – Пусть чертова Сонька скорей приезжает! Еще день тут я не выдержу! Я сегодня на марш-броске едва концы не отдала! Вставь ей от меня как следует!
– Я тебя предупреждала!
– Но я же не знала, что тут так…
После ужина и вечернего построения, на которое меня девчонки под руки притащили, я рухнула в постель как подкошенная. В теле не было даже самой крошечной мышцы, которая не болела бы. Уроки физкультуры в школе с ненавистными двухкилометровыми кроссами по стадиону показались детской забавой. Я тихонько постанывала под одеялом и до слез жалела себя.
Наш с Сонькой обмен был похож на детектив в духе Джеймса Бонда. На следующее утро, во время пробежки вокруг базы, бодрая веселая Сонька с улыбкой до ушей выскочила из кустов и сменила меня, подавая изо всех сил мне радостные знаки. Я едва успела передать ей документы и автомат, погрозить кулаком и поковыляла к машине, поскольку бежать уже не могла. Милка буквально впихнула меня в микроавтобус, сразу дав по газам. Я еще долго беспокойно оглядывалась, ожидая погони.
– И как тебе курс молодого бойца? – спросила она. – Впечатлил?
– Ужас! – выдохнула я. – Думала, не выдержу! Как у меня все болит! Это же издевательство просто!
– А бедные дети по нескольку месяцев так! И ничего, терпят. Зато у нас самая боеспособная армия в мире…
– И что, неужели откосить от такого кошмара не пытаются? Взятки дать? Справки предъявить? – простонала я, распластавшись в кресле.
– Официально в Израиле из евреев не служат только ортодоксы. А религиозные девушки могут служить по желанию. Есть, конечно, отморозки, которые от армии косят, в Индию, например, бегут, но таких единицы. Для всех остальных – служба это в некотором смысле почетно, а в конечном итоге – пропуск в дальнейшую нормальную жизнь.
– Как это? – изумилась я. – У нас армия для дальнейшей жизни ничегошеньки не дает. А вот проблем прибавить – это запросто!
– У нас для отслуживших ребят назначается еще год полуработы-полуслужбы, когда они могут работать в сфере обслуживания или в охране разных учреждений. Зато потом государство может оплатить им отпуск или дальнейшее обучение, что является солидным стимулом.
– И что, даже дети высокопоставленных чинуш тоже в армию идут?
– Естественно! Ты пойми, у нас в армии таких проблем нет, которые в российской всех пугают. Я о дедовщине в первую очередь. Все знают: новичкам сложнее всего. Да ты сама это только что видела. Курс молодого бойца – самое трудное испытание, прошел его, дальше все легче пойдет. Конечно, девчонки плачут на первых порах, домой просятся, но деваться некуда. А старших по званию просто уважают. Это нормально… И бардака у нас такого в армии нет.
– Ну и дела… – вздохнула я, растирая коленки. – Все-таки жаль, что у меня фотоаппарата не было. Я такие там картинки видела… За пределами воображения!
Весь оставшийся день я, постанывая, бездарно провалялась в отеле. Хваленый завтрак оказался холодной яичницей в томате и чашкой кофе. Рум-сервиса в этой дыре не было, поэтому к вечернему приходу Милки я основательно проголодалась.
– Ну что, пришла в себя немного, воительница-партизанка? – с усмешкой посмотрела она на меня.