Изумруд Люцифера
Шрифт:
– Почему была?
– Продал. Деньги были нужны.
Лицо Риты исказила гримаса недоумения.
– Ты же была у меня в офисе, видела ремонт, – пояснил Кузьма, – на него деньги и ушли.
– А разве не за государственный счет? – изумилась Рита.
– У них выпросишь! – хмыкнул Кузьма. – Спасибо, что хоть помещение предоставили. Технику и мебель нам по гранту немцы купили: для развития современной экономической мысли в слаборазвитой стране. А остальное пришлось самому.
– А жена денег не отжалела? – сощурилась Рита.
– Я у нее не просил, – нахмурился Кузьма. – Хватит
– У вас тут, как я посмотрю, сплошной семейный подряд! – всплеснула руками Рита. – Ты – брату бизнес, он тебе – информацию, ты жену – на работу, она тебе – должность. Чем больше я про вас, Телюков, узнаю, тем больше тайн впереди. Что еще новенького расскажете?
– Ничего! – буркнул Кузьма.
– Не дуйся! – она ласково погладила его по руке. – Это я от восхищения. В самом деле: никогда ничего подобного не слышала. То, что ты ее на работу устроил, – это понятно. Но как она тебя – главным редактором?
– Да все через немцев. На какой-то тусовке узнала, что есть проект создать у нас современный экономический журнал. Грант от правительства Германии, обязательное условие – участие нашего правительства. Фифти-фифти. Она – ко мне, а я вспомнил, что есть у нас эдакий гиблый журнальчик. Связи остались, сходил к вице-премьеру. Они и рады были: не знали, что с этой бедой делать. Конченный был журнал: главный редактор – алкоголик, зам – тоже, они даже никому в редакции заявление на отпуск не подписывали, пока бутылку не принесут. Так что отдали с удовольствием.
– И что ты с этими алкоголиками делал? – спросила Рита, радуясь, что разговор ушел в сторону.
– Уволил.
– Главного и зама?
– Всю редакцию.
– Ну ты!.. – Рита аж задохнулась. – Как это?
– Просто. Журнал следовало зарегистрировать снова: учредители менялись, поэтому всех сократили.
– Я не о том. Не жалко было?
– С какой стати их жалеть? Кто их заставлял пить? Нормальных людей я потом обратно взял; Марью Васильевну, секретаря, к примеру. Ты ее видела: окно за мной закрывала. Но в основном я свою команду привел: тех, кто мог и хотел работать. Мы, пока на самоокупаемость вышли, на одних окладах сидели. Я людей честно предупредил, они мне поверили. И я не обманул, – сказал Кузьма с гордостью.
– А тебе самому интересно? – не удержалась Рита. – Все-таки раньше в большой газете работал, статьи твои все читали. Классные! Оставалось только позавидовать.
Кузьма ответил не сразу. Докурил сигарету, сунул окурок в пепельницу.
– Тебе очень понравилось, когда я сказал, что твоя статья про Ангела – бред?
Рита насупилась. Не ответила.
– Так у тебя такая статья одна. Ну, может, была еще. А у меня… Я же тебе рассказывал, как повел себя братец, после того, как я создал ему бизнес. И сколько людей приходило на него жаловаться… Я не хочу больше писать для газет, Маргарита. Ни о чем. Никогда.
– А как же журнал?
– Там я главный редактор. Который не пишет. Кстати! – он обернулся к ней. – А кто слил тебе информацию о Ломтеве?
– Григорович, – после короткой паузы призналась Рита.
– Коля? – искренне удивился Кузьма и покачал головой. – Ну он… Много взял?
– Полтинник.
– Продешевил.
– Он вообще-то не денег хотел… – медленно сказала Рита, сама удивляясь своей откровенности.
– Можешь не продолжать, – засмеялся Кузьма, – я про колину озабоченность знаю. И что? – он с интересом глянул на нее. – Не обломилось?
– Фиг ему!
Кузьма захохотал. Рита почувствовала, что краснеет. И торопливо спросила первое, что пришло в голову:
– Тебе нравится быть начальником?
– Нравится нормированный рабочий день: у меня дочь – подросток, и я, раз уж у меня такая семейная ситуация, должен быть дома вовремя и не шастать по командировкам.
– Знаешь? – вдруг как-то по особенному улыбнулся он, и Рита внезапно ощутила острое чувство ревности. – Сейчас Вика уже подросток, но я почему-то все время вижу ее маленькой. Годика в два-три. Она любила, чтобы я догонял ее, носилась по квартире, благо мебели у нас тогда почти не было. Ножки толстенькие, смеется… Мы ее Тошей звали. За то, что топать любила, и сокращение хорошее…
– А меня звали Ита. Папа, порой, и сейчас так зовет.
– Почему Ита?
– Я "эр" не выговаривала…
Увлекшись, они едва не проехали нужное место. Кузьма вовремя спохватился, притормозил на обочине и достал карту (ее Рита тоже искала утром) и старые газетные вырезки со схемами. Просмотрев их, он снова завел мотор и медленно поехал по шоссе, поглядывая вправо. Возле заснеженного проселка, убегавшего в густой лес, остановился. Еще раз сверился с картой и схемами, потом вышел из машины и немного прошел по дороге к лесу. Рита хотела пойти следом, но Кузьма скоро вернулся.
– Здесь! – сказал он, усаживаясь в машину. – Если, конечно, верить схемам. Вон и тропинка с левой стороны.
Рита глянула туда, куда указал Кузьма, но поначалу никакой тропинки не увидела. В лесу лежал снег, уже подтаявший, осевший, однако все еще укрывавший землю. Только потом, присмотревшись, она заметила ровную без черных оспин кочек белую полосу.
– Здесь он перешел шоссе и направился к дачам, – подтвердил Кузьма ее мысли. – Но мы так не пойдем: машину здесь оставлять опасно. Заедем с другой стороны.
Через пару минут они свернули налево и, проехав немного по извилистой асфальтовой ленте, остановились у ворот обнесенного стальной сеткой дачного участка. Кузьма вышел из машины, сходил к сторожке и возвратился с хмурым небритым дядькой бомжеватого вида. Дядька открыл ворота, и они заехали внутрь.
– Я ему сказал, что мы из комитета по лесному хозяйству, – пояснил Кузьма, когда они, оставив машину, выбрались на шоссе. – И на бутылку дал. Так что присмотрит.
По асфальту они прошли немного. Кузьма несколько раз сбегал вниз к лесу – искал начало тропинки. Найдя ее, призывно махнул рукой Рите. С первых же шагов по снегу она поняла, как прав был Кузьма, заставив ее утром поменять щегольские сапожки на каблуке на простые ботинки. В лесу снега было по щиколотку, но перед холмом началась целина. Рита хотя и ступала по следам Кузьмы, быстро устала, однако шли они до самого шоссе. Там Кузьма, пока Рита жадно ловила ртом воздух, поднялся к дороге и закричал совершенно счастливый.