Изумруды пророка
Шрифт:
– В какую идиотскую историю мы с тобой влипли на этот раз? И что нам теперь делать?
– Ждать, разумеется.
– Чего?
– По-моему, мне незачем тебе объяснять: нам надо дождаться, пока объявят, кто наследник. По крайней мере, кому достались драгоценности... Надо же, как не повезло! Эти проклятые камни были почти что у нас в руках и снова от нас ускользают!
Дав наконец волю душившей его ярости, Альдо схватил первое, что попало ему под руку, – это оказалась терракотовая ваза с ветками остролиста – и швырнул в печку, которой отапливалась комната. Ваза разлетелась
– Если тебе от этого легче, разбей и эту тоже, она еще уродливее! – посоветовал он спокойным тоном, мгновенно отрезвившим Морозини.
Тот встряхнул головой, поднял на друга глаза, мало-помалу приобретавшие обычный цвет, и коротко усмехнулся:
– Похоже, я начинаю терять рассудок! Поставь-ка эту штуку на место и лучше налей мне чего-нибудь выпить. А если у тебя есть какой-нибудь план, то выкладывай его тоже!
– Собственно, плана у меня никакого нет. Если бы этой несчастной женщине не пришла в голову неудачная мысль повесить себе в уши проклятые камни, я посоветовал бы тебе потихоньку навестить ее комнату, поскольку, по твоим словам, они запросто валялись на туалетном столике. Но при нынешнем положении вещей это отпадает начисто. С нас заживо сдерут кожу!
– Чего я совершенно не могу понять, так это – почему она столь странно поступила! Вот посмотри, что получается: эта женщина дает мне обещание, которое она должна исполнить на следующий день, говорит, что хочет в последний раз надеть свои серьги, и действительно их надевает, но вместо того, чтобы спуститься вниз и открыть бал, спокойно укладывается на свою постель и принимает яд! Что-то здесь не сходится... И если бы не предсмертная записка, я бы скорее подумал, что это...
– Что это убийство? Я тоже подумал об этом. Только в любом случае, убийство или нет, нас это не касается...
– Нет, ну все-таки! Если эта несчастная женщина действительно была убита...
– Нас это не касается! – твердо отчеканил Адальбер, подчеркивая каждое слово. – Снеси обратно на чердак твои старомодные рыцарские доспехи и предоставь этим людям разбираться между собой. Все, что нам нужно, это получить наконец изумруды. Она пообещала отдать их тебе?
– Да.
– При свидетелях?
– Мадемуазель фон Винклеред при этом присутствовала. Нам оставалось лишь назначить цену.
– В таком случае нам надо дождаться, пока вскроют завещание, если оно существует, и обсудить этот вопрос с наследником. Соединенными усилиями мы вдвоем, наверное, сумеем его уговорить...
– Ждать! Снова ждать! И сколько еще времени это может протянуться?
Адальбер обреченно пожал плечами. Это был один из двух главных вопросов; второй касался личности наследника. Детей у великой княгини не было, и, если все достанется этому старому вояке, господину генералу, они, конечно, снова окажутся в незавидном положении.
– Лучше всего нам сейчас лечь спать, – заключил он. – Может быть, завтра утром мы сможем разузнать побольше!
– Завтра
– Никакой трагедии я в этом не вижу: в таком случае мы поселимся в Лангенфельсе и дождемся, пока состоятся похороны, только и всего!
– Может быть, ты и прав, но сейчас у меня сна ни в одном глазу. Я должен попробовать разузнать побольше!
И, не дожидаясь ответа Адальбера, Альдо бросился к двери, ведущей в коридор, но за порог выйти не успел: из спальни покойной донеслись неистовые крики и показалась маленькая группа людей, состоявшая из генерала фон Лангенфельса, Фрица фон Таффельберга и мадемуазель Хильды. Старик был в ярости и бушевал, а двое других безуспешно пытались его успокоить.
– Никогда в жизни я не позволю устраивать такую непристойную комедию! Моя племянница, должно быть, сошла с ума перед тем, как написать такое бредовое, ни на что не похожее завещание!
– Может быть, ее последняя воля действительно выглядит диковинной, и поверьте мне, генерал, мне все это нравится ничуть не больше, чем вам, – уговаривал его Таффельберг, в голосе которого звучала такая боль, что Морозини невольно насторожился, – но тем не менее завещание существует, и мы должны с ним считаться.
– Глупости! Какой-то жалкий клочок бумаги!
– Да, но подписанный двумя свидетелями и скрепленный ее печатью!..
– Ничего, огонь прекрасно справится и с бумагой, и с подписями, и с печатями!
– Наверное, справится, – мягко перебила его девушка, – но с чем он не сможет справиться, так это с копией завещания, также написанной собственной рукой ее высочества и хранящейся у ее нотариуса в Брегенце. Воля великой княгини должна быть исполнена!
– Ну, так нам придется подкупить нотариуса, только и всего!
– Это невозможно! Кроме того, что он богат, он еще и неподкупен. Именно за это качество ее высочество его и выбрала. Надо смириться, монсиньор! – прибавила Хильда, впервые именуя старика новым титулом, что, похоже, несколько смягчило его, усладив его слух и польстив тщеславию. И он уже почти без гнева заметил:
– Да, но совершенно невозможно допустить, чтобы эта безумная не лежала рядом со своим покойным мужем в часовне замка. Никто не поймет, если мы отправим ее в Лугано!
– Каждый решит, что это очередная ее причуда. Наша покойная хозяйка на них не скупилась, и все прекрасно это знали. Эта дочь далекого края обожала средиземноморское тепло. Потому-то ей и пришла мысль быть похороненной там, где солнечно. В конце концов, она и родилась не здесь...
– Я готов с вами согласиться. Но не приходило ли вам в голову, что этот Манфреди, или как его там зовут, вполне может и отказаться?
– Ему придется подчиниться! Не захочет добровольно, заставлю силой! – проворчал Таффельберг. – Я сумею его заставить сделать все, что потребуется!
– Думаю, в этом я могу на вас положиться, но, если мы и исполним ее безумную последнюю волю, я требую сохранить это в тайне! Погребение состоится здесь, через три дня, как того требует обычай, и я сам буду им распоряжаться. И больше я ничего не желаю слышать!