К-10 (сборник)
Шрифт:
И тут слышу – дизеля. Урчат на подъеме, тяжелое волокут. Так это же цистерны! Громадные цистерны с подогревом, дерьмо с Космонавта Мельника на регенераторную везут. Аккурат мимо ангара нашего. Ур-ра-а! Ничего выдумывать не надо, так и скажу полковнику – да вот откуда запахи…
А полковник в это время достает платок, зажимает им нос и теперь уж совсем не в переносном смысле хрюкает:
– Ладно, приступим.
Только приступить у нас не выходит, потому что один из дизелей вдруг надсадно взревывает у самого крыльца, будто ангар таранить собрался. Правильно сориентировать московского гостя, подготовить к встрече
– А это что еще такое?! – Выше платка москвич заметно наливается кровью.
– А это, уважаемый, – говорю, – вернулась с работы бригада пробойников!
«Хрен ли нам теперь?» – сказал бы в такой ситуации мэр. Вот и мне уже – не хрен.
– Ко-о-го бригада?!
И тут парни вваливаются в кабинет. Впереди Кузя со своим дергающимся глазом.
– Пробили! Игорь, мы ее пробили!
Полковник уже не краснеет, а, напротив, бледнеет. Ребята все, как один, в списанных армейских боевых скафандрах, только шлемы поснимали. А у Кузи в левой клешне – его любимая пропыра. И машет он ею в воздухе довольно опасно.
В общем, зрелище то еще.
Вонизьма тоже не дай бог.
Полковник сидя обалдевает. Впрочем, мне сейчас не до него, я смотрю на ребят, оцениваю, в каком они состоянии. Вроде ничего. Растут парни. Великая штука – трудотерапия, если грамотно ее применять.
Тишка мне издали кивает, отстегивает варежки и лезет к аквариуму жабиуса кормить. Михалыч пытается вперед мимо Кузи пролезть и в ухо пропырой не схлопотать. А Кузя знай себе лопочет, рассказывает, как замечательно они сегодня пробили. Я его речь довольно хорошо разбираю – привык за пять лет, ёлы-палы, – но как раз сегодня меня сомнения одолевают. Потому что дешифровка Кузиного лепета следующая: когда парни уже всякую надежду потеряли осилить затыку, вдруг родилась блестящая идея – не продавливать, а разбивать.
Изобретатели хреновы, они взяли Кузю за ноги и головой вниз с пятиметровой высоты в магистральную трубу бросили! А он пропыру в клешнях зажал, перед собой выставил… Ну, и вонзился в мерзлую какашку. И таки расшевелил ее.
«Пропыра» – это Кузя сам название выдумал. Четыре лома, сваренных вместе пакетом, и на конце железяка от топора-колуна, самого здорового, какой смогли найти. У нас, конечно, не только ручной пробойный струмент – техника всякая тоже имеется, – но, когда нужно в тесном коллекторе затыку расковырять, лучше пропыры ничего не придумаешь. А в боевом скафандре экзоскелет и сервоприводы, мы это дело слегка усилили – знай себе дерьмовую мерзлоту пыряй и в ус не дуй. Конечно, вместо штатных перчаток ставим варежки-клешни, иначе струмент не удержишь. Пять штук мне скафандров комбинатские снабженцы добыли, не знаю уж как, но вроде по закону все, списанная амуниция.
– Послушайте, Сикорский… – Глаза у полковника совсем освиневшие. – Это что за сборище дебилов? Вонючих… Чем ваше так называемое «бюро» занимается?!
А у меня вдруг настроение приподнялось, ведь живы-здоровы парни, да еще затыку пробили. Задача выполнена, любимый город может гадить спокойно. Так чего мне бояться? Ну, и отвечаю я москвичу:
– Известно, чем занимается. Вертолеты конструирует!
Тут-то Михалыч шутку и испортил.
У
Полковник не кричит, а визжит – свинья, она и в тундре свинья, – ему больно, его приложила бронированная махина в десять пудов. Кузя перепуганный отпрыгивает в сторону, роняет пропыру – вот уж повезло – и таращится на полковника, словно тот не со стула, а с Луны свалился. «Кузя!» – зову я, мне важно отвлечь парня, у него была раньше манера от страха закрывать лицо руками, а клешни-то он не снял, никак я их не отучу, чтобы, отстегнув шлем, первым делом свинчивали клешни…
– Не-ет! – ору.
Это Михалыч, намеренный исправить ошибку и загладить вину, нагибается и хватает полковника выше локтя страшной железной варежкой с усилителями.
– Звините-пжалста-я-больше-не-буду! – выстреливает наш умник покаянную фразу, которую еще в первой группе интерната на всю жизнь затвердил.
Конечно, Михалыч хочет полковника на место посадить, легко и непринужденно, будто ничего и не было. Он сейчас двоих таких кабанов на одной руке поднимет. Сжимается варежка.
– Сто-о-ой!!! Все назад! – кричу, а сам прикидываю, мне как, уже сегодня в коллекторе утопиться или погодя чуток?
Полковник живучий оказался. Вырвался и прямо на трех костях, не переставая выть, из кабинета бросился, головой дверь вышиб и куда-то ускакал.
В тундру, раны зализывать.
Тишка в наступившей тишине произносит:
– Н-ну, мэ-мэ-мэ… Михалыч. Н-ну, ты и мэ-мэ-мэ… Идиот.
Это значит, он Михалыча осуждает, но слегка. Они когда хотят кого-то всерьез оскорбить, говорят «у-о». Еще одна привычка интернатовская.
У Тишки ай-кью вообще нет. Он тесты проходить отказывается, и все. Обходными путями ему полтинник насчитали. Занизили, думаю.
Михалыч соображает, чего натворил, – и в плач.
Кузя видит, что Михалыч расстроен, и тоже принимается реветь.
Я выезжаю из-за стола, отстегиваю ребятам клешни, пока не начали ими слезы утирать.
В Тишке, похоже, разыгрывается командный дух, потому что глаза у него заметно мокрые. Но он еще держится. Это надо закрепить.
– Веди их в раздевалку, – говорю. – Проследи, чтобы приняли душ, и сам не забудь. Скафандры уложите аккуратно. Да, пропыру забери – вон она валяется. Через полчаса отвезу вас завтракать – и баиньки.
Угу, отвез. Только мне удается кое-как успокоить ребят и помочь Тишке выгнать их из кабинета – опять звонок. Техник-смотритель шестого района. Я и забыл совсем, что у них разгонный насос в трубе стоит. Голь на выдумку хитра – раз дерьмо по собственной воле не плавает, ему турбонаддув устроили. Пока этого наддува не было, «КБ Сикорского» из шестого района просто не вылезало. Я там буквально дневал и ночевал. Да и ребята были еще неопытные, людей всяких боялись, а не только москвичей – приходилось бригадой непосредственно на месте командовать, чтобы парни защищенными себя чувствовали… А потом насос заработал, в шестом гораздо легче стало, вот и забыл я.