К истокам слова. Рассказы о науке этимологии
Шрифт:
Пропорция, аналогия и этимология
Разумеется, наши далёкие предки, создавая новые слова, Не решали пропорциональных уравнений в буквальном смысле. Но принцип формирования новообразований был тот же самый. В языкознании этот способ создания новых слов стал называться образованием по аналогии [65] . Но если аналогия играла столь значительную роль в истории языка, то опора на аналогию или на пропорциональные ряды должна явиться одним из самых важных методических приёмов, которыми руководствуются языковеды в процессе этимологического анализа. Нужно только отметить, что в развитии языка действие аналогии, как правило, проявляется неосознанно, независимо от воли носителей языка. В
65
Аналогия в языке — явление более широкое, относящееся не только к формированию новых слов. Но нас здесь интересует именно словообразовательный аспект аналогий.
Выдающийся языковед-теоретик конца ХIХ-начала XX века Г. Пауль в своей книге «Принципы истории языка» (русский перевод — М., I960) писал: «Поскольку новообразование по аналогии представляет собой решение пропорционального уравнения, то ясно, что для составления такой пропорции необходимо наличие по крайней мере трёх подходящих для этого членов». Теоретически это, по-видимому, так. Но практически трёх членов для этого явно недостаточно. Особенно, когда пропорциональное уравнение решается в этимологическом исследовании. Поясним это положение примером.
Возьмём пропорциональное уравнение с тремя известными и с одним неизвестным членом (типа а: b= x: с). Заменим буквенную символику реальным языковым содержанием. Как известно, литературовед, изучающий творчество Пушкина, называется пушкинистом. Допустим, что на основании этой модели мы построим пропорциональное уравнение для того, чтобы определить, как называется специалист, изучающий творчество какого-нибудь другого писателя. Например: пушкинист: Пушкин= x: Данте. В нашем уравнении — три известных члена, но его решение приводит к абсурду, ибо дантист — это, как известно, зубной врач, а не литературовед, специализирующийся в области изучения творчества Данте. Вот почему ссылки на единичную аналогию (с тремя известными членами) не могут считаться в достаточной мере убедительными в этимологическом исследовании. Пропорциональное уравнение должно опираться на целый ряд аналогичных отношений. Только тогда мы можем говорить о надёжности той или иной реконструкции или этимологического сопоставления.
Так, приведённая выше реконструированная форма *критиопирается на достаточно пространный пропорциональный ряд словообразовательных отношений:
х: кроити — пиши: пойти = о/сити: гоити = (по)чи-ти [66] : (по-)коити = гнити: гноитии т. д.
Форма *крити — это не результат случайного сопоставления с отдельной изолированной парой слов, а закономерное звено в том словообразовательном ряду, на основе которого эта форма была реконструирована.
66
Здесь чити– , из *-кити — в результате смягчения кперед и(см. выше).
Антимири антилопа
К сожалению, наличие пространного пропорционального ряда далеко не всегда может служить надёжной гарантией правильности этимологических сопоставлений или реконструкций.
Один польский мальчик заинтересовался происхождением слова антилопа. «Я знаю, что такое анти, по я не знаю, что такое лопа» [67] , — заявил он. Наблюдение мальчика, несмотря на явную ошибочность, очень интересно. Вычленение «слова» лопабазируется на решении пропорционального уравнения с достаточно большим количеством членов:
67
К. Паустовский. Третье свидание. «Новый мир», 1963, № 6, стр. 96–97.
антимир: мир = антитезис: тезис = антитело: тело = антистрофа: строфа = антициклон: циклон =… = антилопа: лопа.
На самом деле, слово антилопане содержит в себе греческой приставки анти– ‘против(о)-’ постановка этого слова в приведённый ряд и вычленение второго компонента лопапредставляет собой очевидную ошибку. Но где гарантия того, что в более сложных случаях этимолог не совершит ошибки, принципиально не отличающейся от ошибки польского мальчика?
Такую гарантию нам даёт опора не на один пропорциональный ряд (сколь бы длинным он ни был), а на целый комплекс подобных рядов. В случае со словом *критинаша реконструкция базируется на следующих пропорциональных уравнениях:
а) x: (по)крой = гнити: гной=….
б) x: кроити = пити: пойти=….
в) x: кривъ — жити: живъ=…
Каждый из этих рядов, как мы уже видели, может быть продолжен далее. И каждое из приведённых уравнений даёт при его решении один и тот же ответ: х = *крити. В этом случае трудно предположить, что перед нами всего лишь простая сумма случайных совпадений. Гораздо правдоподобнее считать, что закономерный характер рассмотренных пропорциональных рядов отражает реальные закономерности языка.
Бракъ [68] и мракъ
Не правда ли, перед нами два очень похожих слова— как по своему звучанию, так, видимо, и по словообразовательной структуре. Однако это первое впечатление ошибочно. Старославянское слово бракъбыло образовано с помощью суффикса — к– от глагола бра-ти(сравните русск. брать в жёныили украинск. побралися‘поженились’).
68
Речь здесь будет идти не о германском заимствовании брак‘изьян’, а об исконно славянском слове брак‘супружество’.
Аналогичную словообразовательную модель мы имеем в случае др. — русск. знати‘отличать, замечать’ -> знакь.
Если предположить, что к этому же типу относится слово мракъ, то мы должны были бы найти в старославянском или древнерусском языке глагол *мрати. Однако никаких следов подобного глагола не сохранилось ни в одном славянском языке. Ничего не дают нам в этом отношении и родственные индоевропейские языки.
Несколько иная словообразовательная модель нашла отражение в древнерусском слове старославянского происхождения зракъ‘вид’ (сравните также русск. призрак, зорок, зрачок). Здесь, наряду с наличием суффикса — к– , мы встречаемся и со знакомым уже нам чередованием е/ов корне: зрh-ти(из *zer-ti) -> зра-к-ъ(из *zor-k-ъ). Однако и в этом случае мы не находим никаких надёжных аналогий для слова мракъ.