К морю Хвалисскому
Шрифт:
Успокоенная путеводным светом счастливых звезд, овеваемая свежим ветром, окруженная друзьями и родней Гюльаим уснула в горячих объятьях возлюбленного. И каким же радостным было ее пробуждение!
Весть о чудесном избавлении ханской невесты от мучившего ее недуга мигом облетела все соседние становища, и оттуда, увидеть собственными глазами эдакое диво и высказать молодому Органа слова благопожелания, начали поодиночке и сообща приезжать люди. Прибывали главы подвластных ханам Органа родов, люди из племени Кегена (им, помимо всего прочего, было поручено завершить дела с боярином) и даже несколько человек из племени
В числе прочих как-то пожаловал и хан Моходохеу. Бок о бок с его могучим Тарланом горделиво выступала белоснежная Айя, на которой с невозмутимым видом восседала княжна Гюлимкан.
Люди рода Органа и новгородцы не поверили своим глазам.
– Гюлимкан теперь моя невеста! – с гордостью пояснил Моходохеу. Его широкое лицо светилось, черные брови умильно стояли домиками.
– Она все-таки согласилась принять мой вызов! – задыхаясь от переполнявшего его счастья, продолжал он.
– Ну и?
– Да чтобы я с девкой не управился!
– Храни вас Тенгри-хан! – благословила будущую чету госпожа Парсбит. – Княжна Гюлимкан не могла сделать лучшего выбора!
– Мы не собираемся затягивать с исполнением обрядов и пиршеством позже начала осени, – сообщил польщенный жених.
– В таком случае той будут играть в двух кочевьях одновременно, – улыбнулась владычица. – Именно на это время мы наметили свадьбу Аяна и Гюльаим.
Торопу показалось, что при этих словах по лицу княжны Гюлимкан пробежала судорога. Или это была игра солнца и облаков.
Так получилось, что дочь хана Кури, теперь уже вместе с женихом, вновь попала на пиршество, которое ханы Органа давали в честь своих гостей: новгородцы уже поставили на воду снекку и заутра собирались, наконец, отплыть.
И вновь пылали в степи разгоняющие тьму костры, звучал задорный молодой смех и проворно мелькали в руках расторопных слуг подносы со снедью и пенные кубки, наполненные хмельной степной простоквашей и душистым янтарно-солнечным медом.
Два прекрасных степных цветка снова сидели за одной трапезой, иногда встречаясь взглядами. Княжна выглядела очень веселой и совершенно влюбленной в своего жениха. Правду, верно, бают мудрые сказители-песнетворцы, что богатырь, одолевший в честной борьбе хранимую древней магией деву-воительницу, обретает над ней неограниченную власть. Гюльаим, еще слабая после перенесенных страданий, вела себя, напротив, еще тише, чем всегда. Едва пригубив первый кубок, она отпросилась в свой шатер отдыхать. Аян проводил ее и, оставив под присмотром мудрого Акмоншака, вернулся к пирующим.
Торопу показалось, что в тот миг, когда молодой хан и его невеста покинули веселое собрание, княжна метнула им вслед взгляд, похожий на сулицу или кинжал…
Шибко разлетевшись с какой-то поклажей, Тороп споткнулся и едва не упал. Многие рассмеялись, а мерянин только подивился собственной неловкости – прежде не случалось ему на ровном месте летать. Не иначе кто подсобил, подножку поставил, и знамо дело кто. Невдалеке сидел бабкин внук Улан. Тороп решил не обижаться на недоростка: проживет на свете пару-тройку лет, глядишь, поумнеет. Но на его беду рядом с печенжским княжичем сидели те, кто, живи не живи, а ума набираться не собирались.
– Захотела лягушка меду отведать! Да бочка оказалась высока! Прыгала лягушка, прыгала, да только бока ободрала, так с тех пор драная и ходит.
Мерянин
Ему хотелось побыть одному, и потому он испытал легкую досаду, увидев на палубе чью-то одинокую фигуру. Очертания показались Торопу знакомыми. Еще бы! В этой части обитаемого мира один Анастасий по-прежнему ходил голоногим, несмотря на все насмешки степняков. Интересно, что он здесь делает? Уж не Мураву ли поджидает?
Но юноша встретил мерянина доброжелательной, открытой улыбкой, приглашая подняться на палубу. Они вместе измерили снекку шагами от носа до кормы, посидели на непочетной Тороповой скамье и спустились на берег. Напоследок Анастасий еще раз погладил блестящий смоленый борт, с видом знатока полюбовался, как ловко пригнаны одна к другой доски обшивки, а затем вдруг приник к ним лицом, жадно втягивая воздух.
– Удивительное дело! – взволнованно проговорил он, поворачиваясь к Торопу. – Этот корабль последние годы большей частью бороздил воды рек и озер, но его древесина все еще хранит запах моря!
Тороп принюхался. Он всегда гордился своим охотничьим обонянием, к тому же, ему до смерти хотелось узнать, как же пахнет это самое море, которого он никогда не видел и к которому так настойчиво с конца весны шел. Однако, ничего особенного уловить не удалось. Доски пахли сыростью, смолой и тиной. Его чуткий нос лесного жителя, привыкшего просыпаться или под пологом леса, или под сводом построенного из дерева жилища, улавливал изначально присущий им запах сосны. И надо было, подобно Анастасию, с младых ногтей дышать морскими ветрами, чтобы распознать в этом странном смешении едва различимое присутствие запаха морской соли.
– Этот корабль похож на меня, – сказал Анастасий задумчиво. – Когда долго стоит на берегу, то ждет не дождется, чтобы пуститься в плавание. Однако, заплутав в неведомых краях, начинает тосковать по родному дому.
Тороп подумал, что хорошо тосковать тому, у кого этот дом хоть где-нибудь есть. А что делать ему? Мечтать о разоренном пепелище, по которому бродят души оставшихся без погребения родичей, стремиться к оскверненным могилам предков? Увы. В этой жизни ему осталось только одно место, куда он действительно хотел бы попасть, – стольный град поганых хазар, город, в котором он надеялся свершить долг мести, а заодно, и это произойдет скорее всего, обрести и покой.
– Пора возвращаться, – сказал Анастасий. – Нехорошо, если добросердечные хозяева заметят наше отсутствие.
Их путь лежал мимо глубокой, забранной крепкими решетками ямы, в которой нынче обитали Гудмунд и прочие викинги. Тороп, который какое-то время сам провел в подобном узилище, подумал, что морским разбойникам еще повезло. По крайней мере, сверху не сыплет мокрый снег или колючий дождь. А от солнечного жара страдают нынче все. И все же ему хотелось бы обойти это место стороной.