К востоку от Эдема. Том 1
Шрифт:
— Что ты за дорогулечка, мама, — сказала Кейт, целуя ее.
Вышла в коридор, закрыла дверь. Минуту постояла, пальцами поглаживая остренький подбородок. Глаза ее были спокойны. Закинув руки за голову, Кейт потянулась всем телом, сладостно зевнула. Опустила ладони к груди, медленно пропела по бокам вниз до бедер. Чуть приподняла уголки рта в улыбочке и пошла на кухню.
Побывали и ушли постоянные клиенты, наведались два заезжих коммивояжера, а лесовики все не показывались.
Лесовикам помешало прибыть печальное и непредвиденное происшествие. Еще до ужина, посреди заключительного ритуала, с Кларенсом Монтитом случился сердечный приступ. Его положили на ковер в ожидании врача, прикладывали ко лбу мокрые салфетки. За ужин садиться никому не захотелось. Явился доктор Уайльд, осмотрел Кларенса; потом соорудили носилки, просунув два древка в рукава двух пальто. По дороге домой Кларенс умер, и опять пришлось посылать за доктором Уайльдом. Потом условливались о похоронах, писали некролог в местную газету, и желание посетить бордель угасло окончательно.
Назавтра, узнав об этом происшествии, девушки вспомнили, что без десяти два Этель сказала:
— Господи! Никогда так тихо у нас не было. Рояль не играет, Кейт язык проглотила. Точно покойник в доме.
И сама Этель потом удивлялась этим своим вещим словам.
— А в самом деле — почему ты молчишь, Кейт? — подхватила Грейс. Приболела, что ли? А, Кейт? Приболела?
— Что? — встрепенулась Кейт. — Нет, я просто задумалась.
— А мне вот ни о чем не думается, — сказала Грейс. Спать хочется. Давайте кончать. Спросим Фей, не пора ли запирать. Даже ни один китаец нынче уж не заявится, Пойду спрошу Фей.
— Не надо беспокоить Фей, — остановил ее голос Кейт. — Фей нездорова. В два часа закроем.
— Эти часы врут, — сказала Этель. — А что с Фей?
— Об этом я и задумалась. Фей болеет. Я ужасно тревожусь. Она крепится, виду не показывает.
— Выглядит она ничего, — сказала Грейс.
И опять вещунья Этель каркнула:
— А мне ее вид не нравится. Румянец вроде нездоровый. Я заметила.
— Только, девочки, пусть это останется между нами, не проболтайтесь ей, — вполголоса сказала Кейт. — Фей не хочет, чтоб вы из-за нее тревожились. Какая она милая!
— Лучший бардак из всех, где я давалкой работала, сказала Грейс.
— Вот услыхала бы тебя Фей, — сказала Алиса.
— Ни хрена, — сказала Грейс. — Она и не такие слова знает.
— Но не любит, чтобы мы их говорили.
— Я хочу вам рассказать, что случилось, — терпеливо продолжала Кейт. Мы сегодня вечером пили у нее чай, и с ней вдруг обморок. Ей непременно надо доктора.
— Я заметила у ней этот румянец, — повторила Этель. — А часы врут; только не помню, отстают или спешат.
— Идите все спать, — сказала Кейт. — Я запру.
Девушки
В коридоре была темень, но из-под двери Фей пробивался свет полоской. Кейт тихо постучалась.
— Кто там? — произнесла Фей.
— Это я, Кейт.
— Не входи еще. Побудь за дверью. Я скажу, когда войти.
Кейт слышен был какой-то шорох, шарканье. Но вот Фей позвала:
— Теперь можно. Входи.
Комната разукрашена. По углам с бамбуковых жердей свисают японские фонарики со свечками, и красная жатая бумага пущена фестончато от центра потолка к углам комнаты, обращая ее как бы в шатер. На столе, в окружении подсвечников, большой белый торт и коробка с шоколадными конфетами, а рядом двухлитровая бутылка шампанского выглядывает из колотого льда. На Фен ее лучшее кружевное платье, и глаза блестят от душевного волнения.
— О боже! — воскликнула Кейт. Закрыла дверь. Здесь у тебя прямо праздник.
— Да, праздник. В честь моей дорогой дочери. — Но у меня же не день рождения.
— А может быть, в каком-то смысле и день рождения, — сказала Фей.
— Не понимаю. А я тебе подарок принесла. — И положила свернутый платок на колени Фей. — Разверни, но осторожно.
Фей подняла часики за цепочку.
— Ах, моя детка, моя душенька! Но ты с ума сошла. Я не могу их принять.
Фей полюбовалась циферблатом, открыв крышечку, затем ногтем отколупнула заднюю, прочла выгравированную надпись: «Горячо любимой К. от А.».
— Это часики моей покойной матери, — сказала тихо Кейт. — Я дарю их моей новой маме.
— Деточка моя! Деточка моя!
— Моя мама порадовалась бы.
— Но праздник-то сегодня твой. И подарок принимать надо тебе — дорогой моей дочке. Только я его преподнесу торжественно. Ну-ка, откупори бутылку и налей фужеры, а я нарежу торт. Пусть будет по-праздничному,
И вот уже все готово. Фей села за стол. Подняла фужер.
— За новообретенную мою дочь — долгой и счастливой тебе жизни! Выпили, и Кейт провозгласила: — За тебя, мою маму!
— Ах, не доводи меня до слез — я сейчас заплачу. Там, на комоде, доченька… Принеси шкатулку. Да, вот эту. Поставь на стол. Теперь открой.
В полированной, красного дерева шкатулке лежал свернутый в трубку лист белой бумаги, он был перевязан красной лентой.
— Это что такое? — спросила Кейт. — Мой дар тебе. Разверни.