К востоку от Эдема. Том 1
Шрифт:
— Зови же меня мамой, милая.
— Мама — милая.
— Кейт, мы так славно будем жить.
— Еще бы. Ты даже и не знаешь. Не представляешь.
— Я всегда хотела поехать в Европу. Поплывем туда на корабле, нашьем там платьев — красивых, парижских.
— Может, и поедем, но не сейчас.
— А почему, Кейт? У меня много денег.
— Нам надо куда больше наработать.
— Давай сейчас поедем, — принялась упрашивать Фей. — Продадим заведение. Дело идет бойко — мы тысяч десять за него получим.
— Нет,
— То есть как нет? Это мой дом. Хочу и продам.
— А забыла, что я твоя дочка?
— Мне твой тон не нравится.
— Есть немного. Гляди, вон оно в бутылке. Дуй из горла. Вот так, мама, проливай на грудку. Под корсет, мамаша, на жирный животик.
— Кейт, что за грубости! — ахнула Фей. — Нам же так славно было. Зачем ты все портишь!
— Дай сюда! — Кейт вырвала у нее из рук бутылку. Запрокинув голову, выпила до дна, уронила бутылку на пол. Лицо у Кейт теперь хищное, глаза поблескивают. Маленький рот приоткрыт, и видны острые зубки, длинные хищные клычки.
— Мама, милая мама, — с тихим смешком сказала Кейт. — Я покажу тебе, как надо вести бордель. Мы прижмем это вахлачье, что приходит к нам сюда опорожняться за доллар. Мы им дадим удовольствие, мама милая.
— Кейт, ты пьяна, — сказала Фей резко. — Не понимаю, что ты мелешь.
— Не понимаешь, мама милая? Хочешь, чтобы растолковала?
— Я хочу, чтоб ты была славная. Такая, как раньше.
— Теперь поздно. Я не хотела пить вино. Но ты меня заставила, жирная ты гусеница. Я же твоя дорогая дочурка — ты забыла? А я помню, как ты удивилась, что у меня постоянные клиенты. И думаешь, я так и брошу их? Думаешь, они несчастный доллар платят мне мелкими монетками? Нет, они десять долларов платят, и цена все растет. А к другой пойти они уже не могут. Никакая другая их теперь не удовлетворит.
Фей заплакала по-детски.
— Не говори так, Кейт. Ты не такая. Ты совсем не такая.
— Милая мама, жирненькая мама, стяни-ка подштанники с любого моего постоянного клиента. Погляди на синяки от каблучков в паху — полюбуйся. И на царапинки-порезы, что кровоточат себе тихонько. У меня в футляре такой миленький набор бритв — острых-преострых.
Фей было привстала со своего кресла, но Кейт толчком усадила ее снова.
— И знаешь, милая мама, весь дом этим займется. Двадцать долларов будет цена, и подонки эти будут ванну у нас после принимать. Мы шелковыми белыми платочками будем им кровь утирать, мама милая, кровь от узластых плеточек.
Фей хрипло закричала в своем кресле. Кейт быстро зажала ей рот жесткой рукой.
— Не шуми. Будь милочкой. Мажь дочкину руку соплями, но не шуми.
Отняла руку — крик не возобновился; вытерла пальцы о подол платья Фей.
— Уходи из моего дома, — прошептала Фей. — Уходи. У меня хороший дом, без гадостей. Уходи.
— Не могу, мама. Не могу покинуть тебя, бедненькую. — В голосе Кейт ощутился ледок. — Тошно мне от тебя. Тошно.
Взяв фужер со стола, она пошла к комоду, достала настойку опия, налила полфужера.
— Вот, мама, пей. Тебе станет легче.
— Не хочу.
— Будь милочкой. Выпей. — И она ласково влила настойку в рот Фей. — Ну, еще глоток — только один.
Невнятно побормотав, Фей обмякла в кресле и уснула, густо захрапела.
А на Кейт нашел ужас, заполнил закоулки ее мозга и породил панику. Она вспомнила, чем кончилось в тот раз, с Эдвардсом, и ее затошнило от страха. Она сцепила, сжала руки; паника росла. Кейт зажгла свечу от лампы, сквозь мрак коридора неверной походкой направилась на кухню. Насыпала в стакан сухой горчицы, подлила
Кейт повторила в памяти весь ход вечера, — как зверек, принюхиваясь к эпизоду за эпизодом. Умыла лицо, вымыла раковину, поставила горчицу на полку. Потом вернулась в спальню Фей.
Светало, Фримонт-Пик чернел на фоне зари. Фей попрежнему храпела в кресле. Кейт вгляделась в нее, раскрыла постель Фей. С трудом, с натугою приподняла, перетащила туда эту безжизненно-вялую тяжесть. Раздела Фей, обмыла ей лицо, убрала платье. Становилось все светлей. Кейт сидела у кровати, глядя на спокойное теперь лицо. Рот у Фей был открыт, она шумно дышала.
Вот Фей дернулась, пробурчала что-то сухими губами и со вздохом захрапела снова.
В глазах у Кейт блеснула мысль. Выдвинув ящик комода, она порылась в домовой аптечке. Настойка опия, «Болеутолитель», микстура Пинкем, укрепляющий раствор железа, мазь Холла, горькая соль, касторка, нашатырный спирт… Взяла бутылочку с нашатырем, подошла к постели, намочила носовой платок и, отклонись подальше, приложила платок ко рту и носу Фей.
Удушающе-резкий запах спер дыхание Фей — и, хрипя, и барахтаясь. Фей вырвалась из черной паутины забытья. Широко раскрыла глаза — в них был ужас.
— Успокойся, мама, — сказала Кейт. — Успокойся. Это был дурной сон. Тебе приснилось.
— Да, приснилось. — И опять она откинулась, уснула, но — после нашатырной встряски — уже беспокойней, не так глубоко. Кейт поставила бутылочку в комод. Убрала на столе, вытерла винную лужицу, отнесла посуду на кухню.
В доме было сумрачно, рассвет вползал под спущенные шторы. Повар возился, одеваясь, в своей комнатке-пристройке за кухней, стучал тяжелыми башмаками.
Бесшумно двигаясь, Кейт выпила два стакана воды и, наполнив стакан снова, принесла его в спальню. Затворила дверь. Подойдя к Фей, подняла ей правое веко; глаз глянул ухарски-скошенно, но был на месте, не ушел под лоб. Кейт действовала не спеша и аккуратно. Взяла платок, понюхала. Нашатырь частично улетучился, но дух был еще резок. Тихонько накинула спящей на лицо, и, когда та судорожно заворочалась, почти проснулась, Кейт сняла платок, возвращая ее в сон. Проделав так три раза, убрала платок и с комода, с мраморного верха принесла костяной вязальный крючок, Откинув покрывало, она прижала крючок тупым концом к рыхлой груди Фей, налегая все сильнее, пока спящая не застонала, дернувшись. Затем Кейт перебрала таким же образом другие чувствительные места: подмышки, пах, ухо, клитор, убирая крючок как раз вовремя, чтобы Фей не проснулась полностью.
А та почти уже пробудилась. Постанывала, сопела, металась на постели. Кейт погладила ей лоб, своими гладкими пальцами провела по руке до подмышки, заговорила тихо:
— Родненькая. Тебе снится дурной сон. Очнись от этого кошмара, мама.
Фей задышала ровней. Глубоко вздохнула, повернулась на бок и, успокоенно помыкивая, погрузилась в сон.
Кейт поднялась с постели, и в голову ей волной ударила слабость. Поборов головокружение, она подошла к дверям, прислушалась, выскользнула в коридор, осторожно прошла к себе в комнату. Быстро разделась, накинула рубашку, халатик, обула туфли-шлепанцы. Расплела косу и, причесав, убрала волосы под ночной чепец, обтерла лицо туалетной водой. Тихонько вернулась в спальню к Фей.