К западу от Октября (сборник)
Шрифт:
Мумия скрылась из виду. Полковник выбежал на улицу. Хлопнула дверь.
– Ну и дела. – Шериф потряс бутылку. – Пусто!
Перед домом Чарли полковник притормозил.
– Твои родители заглядывают на чердак, парень?
– Им там не разогнуться. Они меня отправляют, когда нужно что-нибудь найти.
– Отлично. Вытаскивай нашего египетского друга с заднего сиденья – он не страдает лишним весом, в нем и десяти кило не будет, ты с ним легко управился, Чарли. Это, доложу тебе, было зрелище! Ты выбегал из дверей, а казалось, будто мумия движется своим ходом. Видел бы ты физиономию шерифа!
– Надеюсь, ему за это не влетит.
– А, набьет себе шишку и сочинит душераздирающую
– Как? – не утерпел Чарли.
– В год, когда скука уже хлынет через край и закапает из ушей, когда город забудет про нынешнее пришествие и исход, ты проснешься утром и не захочешь подниматься с постели, не захочешь даже пошевелить ушами или поморгать, потому что все до смерти надоело… Вот в такое утро, Чарли, просто поднимись на захламленный чердак, вытащи оттуда мумию, подбрось ее на кукурузное поле и смотри, как будут неистовствовать совсем другие толпы. С того момента и с того дня для тебя, для города, для всех горожан настанет совсем другая жизнь. А теперь, парень, ступай – тащи, прячь!
– Жалко, что такой вечер кончился, – еле слышно сказал Чарли. – Может, покатаемся еще вокруг квартала, выпьем по паре стаканчиков лимонада у вас на веранде? И этого с собой захватим.
– Выпить лимонаду – это хорошо. – Полковник Стоунстил вдавил педаль в пол. Машина взревела и ожила. – За блудного фараонова сына!
Поздним вечером в День труда оба снова устроились на веранде в доме полковника; каждый, подставив лицо ветерку, прихлебывал лимонад, от которого во рту оставались крошки льда, и смаковал вкус невероятных событий.
– Ух, – сказал Чарли, – скорей бы увидеть заголовки в завтрашнем «Кларионе»: БЕСЦЕННАЯ МУМИЯ ПОХИЩЕНА, РАМЗЕС-ТОТ ИСЧЕЗ. УТРАЧЕНА ВЕЛИКАЯ НАХОДКА. ПРЕДЛАГАЕТСЯ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ. ШЕРИФ ТЕРЯЕТСЯ В ДОГАДКАХ. ВОЗМОЖЕН ШАНТАЖ.
– Продолжай, парень. Складно у тебя выходит.
– От вас научился, полковник. Теперь ваша очередь.
– Что ты хочешь от меня услышать, парень?
– Про мумию. Что это такое? Из чего сделано? Откуда взялось? И вообще, как это понимать?
– Но, мальчик мой, ты же стоял рядом, помогал, видел…
Чарльз пристально поглядел на старика.
– Нет. – Глубокий вздох. – Расскажите своими словами, полковник.
Старик встал со своего места и остановился в полумраке меж двух кресел-качалок. Протянув руку, погладил прислоненный к дверному косяку древний шедевр домашнего изготовления – ни дать ни взять отборный табак и высушенный нильский ил.
В небе умирал последний праздничный фейерверк. Его отсветы гасли в лазуритовых глазах мумии, которая, как и мальчик, выжидательно смотрела на полковника.
– Хочешь знать, кем раньше был наш знакомец?
Полковник наскреб у себя в легких пригоршню праха и мягко выдохнул ее в осенний воздух.
– Он был всем, никем и кем-то. – Мгновение тишины. – Был тобой. И мной.
– Дальше, – прошептал Чарли.
«Дальше», – говорили глаза мумии.
– Это всего-навсего, – негромко продолжал полковник, – пачка старых журналов, что копятся на чердаке, прежде чем полыхнуть языками забытых истин. Это – связка папируса, оставленная на осеннем поле задолго до Исхода, это картонное перекати-поле, отнятое ветром у времени и гонимое то вослед ушедшим сумеркам, то навстречу грядущему рассвету… Может, это обрывки никотиново-дурманных видений, что развеваются на флагштоке, суля каждому все на свете и еще кое-что в придачу… Это карта Сиама и верховьев Голубого Нила, это дьявольски пыльный жар пустыни, конфетти оброненных билетов, пожелтевшие и припорошенные песком дорожные атласы, дальняя поездка, которой не будет, и отчаянная вылазка, которая начинается во сне. А тело?.. Ммм… оно… из увядших букетов многочисленных свадеб, из тягостных давних похорон, из телеграфных лент, что опоясали землю после отгремевшего марша, из старых расписаний ночных поездов для недремлющего фараона. Сгодились и письменные обязательства, обесцененные акции, мятые расписки. Даже цирковые афиши – видишь? Вот здесь, где грудная клетка. Плакаты, сорванные со стен в деревне Северный Шторм, что в штате Огайо, и переправленные на юг, поближе к Гармонии, штат Техас, или на землю обетованную, где царствует Калиф Орния! Протоколы о намерениях, объявления о помолвках и крещениях… все, что возникло из нужды и надежды, первая монетка в кармане, доллар в рамочке над стойкой бара. Обои, прожженные испепеляющими взорами, а на них надпись, вытравленная глазами мальчиков и девочек, старых неудачников и придавленных годами женщин: «Завтра! Да! Быть посему! Завтра!» Здесь все, что умирало много ночей подряд и снова возрождалось, здесь хвала человеческому духу, а кое-где редкие новые рассветы. Бессловесные и самые причудливые тени, какие только ты можешь вообразить, а я – мысленно нарисовать тушью в три часа ночи. Все перемолото до неузнаваемости, а потом слеплено нашими собственными руками у нас же на глазах. Вот это он и есть – старый правитель, фараон Седьмой Династии Священного Праха Собственной Персоной.
– Ничего себе! – вырвалось у Чарли.
Полковник опустился в кресло и опять стал раскачиваться, прикрыв глаза и улыбаясь.
– Полковник, – Чарли бросил взгляд в будущее, – а вдруг мне в старости вовсе и не потребуется никакая мумия?
– Это как?
– Ну, если у меня в жизни будет полно всякой всячины: некогда будет скучать, найдется интересное дело, которым я и займусь, каждый день будет прожит с толком, каждый вечер – с приключениями, по ночам буду крепко спать, по утрам – просыпаться с радостью, буду много смеяться и к старости приду на всех парусах, что тогда, полковник?
– Тогда, парень, ты будешь самым счастливым человеком на всем белом свете, клянусь Богом!
– Хотите знать, полковник, – Чарли смотрел на него круглыми немигающими глазами, – что я решил? Я стану великим писателем.
Полковник остановил качалку и вгляделся в чистый огонь, озаривший детское лицо.
– Боже правый, я это вижу. В самом деле. Так оно и будет! Ладно, Чарльз, тогда, дожив до старости, ты найдешь какого-нибудь парня, которому повезло меньше твоего, и передашь ему Озириса-Ра. Может, твоя жизнь и будет полной чашей, но другим, заплутавшим в дороге, очень кстати придется наш египетский друг. Договорились? Договорились.
Отцвели последние огни фейерверка; среди нежных звезд плыли прощальные воздушные шары. Машины и горожане потянулись на покой, отцы и матери несли на руках сомлевших ребятишек. Проходя мимо дома полковника Стоунстила, некоторые участники этого тихого шествия заглядывали на веранду, чтобы помахать старику, мальчику и долговязому слуге, который скромно стоял поодаль. Вечер завершился навсегда. Чарли попросил:
– Расскажите еще что-нибудь, полковник.
– Нет. У меня все. Теперь послушай нашего приятеля. Пусть предскажет твое будущее, Чарли. Пусть навеет сюжеты для первых рассказов. Готов?
Налетел ветер: он проник в сухой папирус, поиграл ветхими лоскутами, привел в движение удивительные руки и чуть подрагивающие губы старого, то есть нового знакомца, ночного гостя, которому стукнуло четыре тысячи лет.
– Что он тебе вещает, Чарльз?
Чарли зажмурился, выждал и прислушался, согласно кивая; лишь когда по щеке сбежала одинокая слезинка, он нарушил молчание:
– Все как есть. Ну просто все. Все как я хотел.