Кабинет доктора Либидо. Том 4. З – И – Й – К
Шрифт:
В этот период в спальне Е. II побывало немало случайных людей. Идентификация и хронология их краткого возвышения в разных источниках не совпадает, поэтому общая картина выглядит фрагментарно и приблизительно. Некий гвардейский офицер Хвостов – 1778?; неизвестный армянский купец (вероятно, из семейства Лазаревых) – 1778?; ставленник графа Н. И. Панина Страхов – «шут низкой пробы» (иногда называемый Стахиев; возможно два разных человека) – 1778? или июнь 1779 – октябрь 1779; протеже Г. А. Потемкина Стоянов (иногда называемый Станов; также возможно два разных человека) – 1778?; Иван Романович Ранцов (или Ронцов, 1755—1791), внебрачный сын графа Р. И. Воронцова. Ранее участвовал в смотре, устроенном Г. А. Потемкиным, но проиграл И. Н. Римскому-Корсакову – 1779—1780?;
Сохранился исторический анекдот, вряд ли соответствующий действительности, но передающий атмосферу тех лет. Как-то ночью Е. II проснулась от холода. Она выглянула в коридор и увидела огромного человека с вязанкой дров. «Кто сей Геркулес?» – поинтересовалась императрица. «Придворный истопник, ваше величество…» – последовал ответ. «Пусть зайдет в спальню и затопит камин!». Служащий исполнил приказ и собрался удалиться. Однако, государыня удержала его: «Согрейте же меня, мне холодно!» Бедняга по-началу испугался, а затем сообразил, что от него требуется. Истопник проявил такое усердие, что Е. II решила его отблагодарить: «Как ваша фамилия?». «Чернозубов, ваше величество!». «Отныне вы будете именоваться Тепловым, в память того события, когда согрели свою государыню. Благодарю за службу, господин полковник!»
К пятидесяти годам вкусы Е. II окончательно определились. Брутальным мужланам она явно предпочитала романтических юношей, намного младше ее по возрасту. В октябре 1779 Г. А. Потемкин представил императрице мечтательного и голубоглазого Александра Дмитриевича Ланского (1758—1784). Родился 8 марта 1758 в семье смоленского помещика. Получил домашнее образование. В 1772 начал службу в Измайловском полку, продолжил в Кавалергардском корпусе. Сразу после приближения к Е. II произведен в флигель-адъютанты и действительные камергеры. Английский дипломат Гаррис писал осенью 1779: «Вчера утром Корсаков получил свою отставку лично от самой императрицы… Имя его преемника – Ланской. Он молод, красив и, как говорят, чрезвычайно уживчив». А. Д. Ланской волновал Е. II своей неопытностью и чистотой, пробуждал томительные грезы. Е. II называла его Зоренькой, держала взаперти, оберегая от соблазнов. Он не проявлял никакого интереса к государственным делам и не вмешивался в дворцовые интриги, чем еще больше расположил к себе императрицу.
Впрочем, нежные чувства не помешали Е. II в мае 1781 увлечься еще более юным Николаем Семеновичем Мордвиновым (1754—1845). Сын адмирала, ровесник сына Е. II великого князя Павла; воспитывался вместе с ним. Короткая интрижка едва не отразилась на карьере главного фаворита. Однако, уже в июле 1781 Е. II вернулась к А. Д. Ланскому. Весной 1780 он был назначен шефом Смоленского драгунского полка; в 1783 награжден орденами Святого Александра Невского и Святой Анны. 2 февраля 1784 получил звание генерал-адъютанта с производством в генерал-поручики, а 6 марта того же года пожалован поручиком Кавалергардского корпуса. Современники оценивали состояние А. Д. Ланского в шесть-семь миллионов рублей. Оно заключалось в обширных вотчинах, трех домах в Петербурге и Царском Селе, коллекции картин и других предметов искусства. Однако, насладиться всеми этими радостями в полной мере ему не довелось.
В 1783 А. Д. Ланской упал с лошади и сильно ударился грудью. Последствия падения сказались через год. 19 июня 1784 он почувствовал боль в горле, к вечеру появился сильный жар. После пятидневной горячки А. Д. Ланской скоропостижно скончался в ночь с 24 на 25 июня 1784. Придворные много судачили об вероятных причинах смерти А. Д. Ланского. Поговаривали, что к смертельному исходу привело неумеренное пользование шпанской мушкой – средством, повышающим половую потенцию, которое А. Д. Ланскому прописал доктор Соболевский.
Скорбь Е. II по поводу утраты была безмерна. Она уехала с сестрой А. Д. Ланского в Петергоф и в это лето более не возвращалась в Царское Село. В письмах к М. Гримму Е. II писала: «Когда я начинала это письмо, я была счастлива и мне было весело, и дни мои проходили так быстро, что я не знала, куда они деваются. Теперь уже не то: я погружена в глубокую скорбь, моего счастья не стало. Я думаю, что сама не переживу невознаградимой потери моего лучшего друга, постигшей меня неделю назад… Это был юноша, которого я воспитывала, признательный, с мягкой душой, честный, разделявший мои огорчения, когда они случались, и радовавшийся моим радостям». В другом послании: «Я не могу ни спать, ни есть, чтение нагоняет на меня тоску, а писать я не в силах. Не знаю, что будет со мной; знаю только, что никогда в жизни я не была так несчастна, как с тех пор, как мой лучший дорогой друг покинул меня».
Е. II пришла в себя только спустя девять месяцев после смерти А. Д. Ланского. В феврале 1785 Г. А. Потемкин представил ей своего нового адъютанта Александра Петровича Ермолова (1754—1834). Племянник предыдущего фаворита В. И. Левашова. Впервые она увидела его тринадцатилетним мальчиком в 1767, в доме его отца, во время путешествия по Волге. Уже тогда Е. II сделала ему первый подарок. Обняв и поцеловав подростка, она сказала: «Поздравляю тебя дружок с чином капрала конной гвардии». За светлые курчавые волосы, широкий нос и толстые чувственные губы А. П. Ермолова в Петербурге звали «белым арапом». В качестве фаворита продержался до 28 июня 1786. А. П. Ермолов не только разочаровал Е. II постоянными кутежами и разгульной жизнью, но и умудрился восстановить против себя Г. А. Потемкина. Вместе с отставкой А. П. Ермолов получил чин генерал-майора, 130 тысяч рублей и 4000 душ крестьян.
Уже на следующий день после удаления А. П. Ермолова в покоях Е. II появился Александр Матвеевич Дмитриев-Мамонов (1758—1803). Дальний родственник Г. А. Потемкина и его адъютант. Владел итальянским и французским языками, недурно рисовал, одевался по последней моде, за что получил при дворе прозвище «красный кафтан». Чины и звания посыпались на него мгновенно. Уже 19 июля 1786 А. М. Мамонов был произведен в полковники и сделан флигель-адъютантом императрицы, а 2 сентября того же года пожалован корнетом Кавалергардского корпуса с чином генерал-майора. 20 января 1787 он стал действительным камергером, а 11 июня того же года премьер-майором Преображенского полка. В 1788 А. М. Мамонов получил титул графа Священной Римской империи. Не скупилась императрица и на денежные вознаграждения, и на земельные наделы. По свидетельству современников, вскоре А. М. Мамонов превратился в одного из богатейших людей государства.
На первых порах Е. II, как всегда, видела в нем одни достоинства. Из писем Гримму: «Под этим красным кафтаном скрывается превосходнейшее сердце, соединенное с большим запасом честности; умны мы за четверых, обладаем неистощимой веселостью, замечательной оригинальностью во взглядах на вещи, в способе выражения, удивительной благовоспитанностью». «…черты лица правильны – у нас чудные черные глаза с тонко вырисованными бровями, рост несколько выше среднего, осанка благородная, поступь свободна. Одним словом, мы столько же основательны по характеру, сколько отличаемся силою и блестящей наружностью». «Красный кафтан личность далеко не рядовая. В нас бездна остроумия, хотя мы никогда не гоняемся за остроумием, мы мастерски рассказываем, обладаем редкой веселостью; наконец, мы – сама привлекательность, честность, любезность и ум; словом, мы себя лицом в грязь не ударим».
Но любовной идиллии скоро пришел конец. Тяготиться своим подневольным положением А. М. Мамонов начал еще в декабре 1786. Как заметил один из придворных Захар Зотов: «Паренек считает житье свое тюрьмою, очень скучает». Неблагодарный влюбился в 16-летнюю фрейлину Дарью Федоровну Щербатову. В течение восьми месяцев ему удавалось скрывать свой роман. Императрица слышала об измене, но не хотела верить. «Мне князь зимой еще говорил, – рассказывала она статс-секретарю А. В. Храповицкому, – мол, матушка, плюнь на него, и намекал на Щербатову, но я виновата, я сама его перед князем оправдать старалась».