Кабинет фей
Шрифт:
— Я и не думала, — молвила Брильянта, — что встречу такой любезный прием; поистине, милая матушка, я буду счастлива поселиться с вами. Не откажитесь, — добавила она, обращаясь к пастушку, — назвать мне свое имя, чтобы я знала, кому обязана.
— Меня называют Идеалом, — ответил принц, — но отныне я не желаю никакого иного имени, кроме звания вашего раба.
— А я, — прибавила старушка, — желала бы узнать, как зовут пастушку, которую я приютила у себя.
Принцесса ответила, что ее зовут Брильянтой. И бабушка, казалось, была очарована столь прелестным именем, а Идеал наговорил ей тысячу комплиментов.
Старая пастушка, понимая, что Брильянта проголодалась, подала ей в чистенькой крынке парного молока с ситным хлебом, свежими яйцами, свежевзбитым маслом и сливочным сыром. Идеал сбегал в свою хижину и принес клубники, орехов, вишни и других плодов, украсив все это цветами; а чтобы подольше оставаться подле Брильянты, он попросил
После их расставания она еще долго думала о нем, а он — о ней. Они виделись каждый день: Идеал привык пасти свое стадо в тех же местах, куда она приводила свое, пел ей песенки, полные любовного пыла, играя на флейте и на мюзете [84] ; Брильянта же танцевала, а потом благодарила его столь изящно и скромно, что его восхищению не было предела. И каждый из них размышлял о череде удивительных приключений, выпавших им на долю, и обоих понемногу охватывало волнение. Идеал упорно искал с ней встреч.
84
…играя на флейте и на мюзете… — Флейта и мюзет часто встречаются в пасторальной литературе и изобразительном искусстве. Мюзет — род волынки.
Она же старательно его избегала и без устали корила себя. «Как! Неужто я осмелилась полюбить, — восклицала она, — и полюбить простого пастуха! Что же за судьба у меня? Я предпочла добродетель красоте: казалось, небо сделало меня прекрасной, чтобы вознаградить — но как же я несчастна! Не будь у меня этой бесполезной красоты, пастух, коего я бегу, не стремился бы понравиться мне, и я не краснела бы, боясь тех чувств, что к нему питаю». Так она плакала, предаваясь горестным мыслям, и еще больше страдала оттого, что принимала возлюбленного за простого козопаса. Он был столь же печален и удручен: ему хотелось рассказать Брильянте о своем благородном происхождении, полагая, что в ней, быть может, пробудится тщеславие, а следом — и большая к нему благосклонность, но затем он убеждал себя, что она ему не поверит и попросит доказательств, а ему взять их будет неоткуда. «Как жесток мой жребий! — горевал он. — Я хоть и был безобразен, а все же наследовал отцу. Огромное королевство сглаживает многие недостатки. Теперь же, назови я себя принцем перед ней или моими подданными, — все напрасно: никто меня не узнает; только и принесла мне добра фея Благосклона, что, забрав мое имя и уродство, сделала пастухом, заставив страдать из-за прелестей безжалостной пастушки, которая едва меня терпит. О злая судьба, — говорил он, вздыхая, — сжалься надо мной или верни мне мое уродство и былое равнодушие!»
Вот каким горестным сожалениям предавался в одиночестве каждый из влюбленных. Но поскольку Брильянта по-прежнему упорно избегала Идеала, однажды он решил поговорить с ней, и, чтобы изобрести предлог, не рискуя ее ничем оскорбить, взял маленького ягненка, украсив его лентами и цветами; надел на него ожерелье из раскрашенной соломы, сделанное так искусно, что это был поистине шедевр; сам облачился в наряд из розовой тафты, отделанный английским кружевом, взяв в руки посох с повязанными лентами, а на пояс повесив сумку, — в таком виде он был прекраснее, чем все Селадоны мира [85] . Он нашел Брильянту сидящей на берегу ручья, который неторопливо струился в густых зарослях; ее барашки бродили вокруг. Пастушка была погружена в такую глубокую грусть, что толком и не следила за ними. Идеал робко приблизился к ней.
85
…сам облачился в наряд из розовой тафты, отделанный английским кружевам, взяв в руки посох с повязанными лентами, а на пояс повесив сумку, — в таком виде он был прекраснее, чем все Селадоны мира. — Столь же типичное для пасторальной культуры изображение пастуха. См. ил. 202 с изображением Селадона. Селадон — герой романа Оноре д’Юрфе (1568–1625) «Астрея», публиковавшегося с 1607 по 1627 г. и ставшего одним из важнейших текстов прециозной культуры; имя этого персонажа стало синонимом влюбленного пастуха. В нарицательном значении томного воздыхателя нередко встречается в русской классической литературе XIX в.
— Что я вам сделал плохого, прекрасная пастушка, — сказал он, — чем вызвал к себе такое отвращение? Вы не позволяете своему взору даже коснуться меня, вы меня избегаете. Неужели моя страсть так оскорбительна для вас? Или вы рассчитываете встретить более чистое и верное чувство? Разве мои слова и поступки не были всегда исполнены почтения и рвения вам услужить? Но вы, вероятно, любите кого-то другого, не мне предназначено ваше сердце.
Она тут же ответила ему:
Пастух! Коль вас я избегаю, В тревоге стоит ли вам быть? Понять нетрудно, полагаю, Что опасаюсь вас любить. Тому, кто ненависть питает, Другого легче избегать. Бежать нас разум заставляет, Любовь стремится удержать. В тревоге я: в сие мгновенье Решимость тает, лишь взгляну на вас. Я медлю; у любви кто в услуженье, Пастух, тому нелегок долг подчас! Покинуть милого нет сил без промедленья! Коль любите меня, увы! Прощайте и за мной не следуйте всечасно. Хоть жизнь без вас снести, быть может, я не властна, Но не должны идти за мною следом вы!Сказав так, принцесса ушла. Отчаявшись, влюбленный принц хотел было последовать за нею, но страдания его так усилились, что он упал без чувств под деревом. Ах! Суровая и неприступная добродетель, для чего страшитесь вы того, кому с ранних лет были так дороги? Он не в силах отречься от вас, и его страсть абсолютно невинна. Но принцесса остерегалась и себя не меньше, чем его; она не могла не воздать должное этому очаровательному пастуху, однако хорошо знала: надлежит избегать того, что чересчур любезно нашему сердцу.
Не выразить, как тяжело пришлось ей в этот миг, — обречь себя на разлуку с тем, кого она любила так нежно и горячо, как никого еще в своей жизни. Не удержавшись, Брильянта несколько раз обернулась посмотреть, не следует ли он за ней, и заметила, что он упал без чувств. Она любила его, но отказала себе в утешении помочь ему и, выйдя в поле, с мольбой подняв взор к небесам и молитвенно сложив руки, воскликнула:
— О, добродетель! О, слава! О, величие! Я пожертвовала покоем, — воскликнула она, — ради тебя, о судьба! О Тразимен! Я отказываюсь от своей роковой красоты; верни мне или мое уродство, или, не вгоняя меня в краску, — возлюбленного, которого я вынуждена покинуть!
При этих словах она остановилась, сама не зная, идти ей дальше или вернуться. Сердце рвалось обратно в лес, где оставался Идеал, но добродетель восторжествовала над любовью. Она из благородства решила больше не видеться с ним.
С тех пор, как принцесса очутилась в этих местах, она часто слышала рассказы о знаменитом колдуне, живущем в замке, который он построил со своей сестрой на окраине острова. Люди только и говорили, что об их познаниях: что ни день, происходило новое чудо. Она подумала, что стереть из ее сердца образ очаровательного пастуха сможет только колдовская сила, и, не сказав ни слова своей сострадательной хозяйке, принявшей ее как родную дочь, пустилась в путь, столь погруженная в свои невзгоды, что вовсе и не подумала об опасностях, подстерегающих юную и прекрасную девицу, путешествующую в одиночестве. Она не останавливалась ни днем, ни ночью — не ела и не пила, — так ей хотелось поскорее добраться до замка и излечиться от любви. Но, проходя темным лесом, она вдруг услышала песенку, которую, как показалось ей, напевал голос одной из подруг, а в словах она различила свое имя. Она остановилась и услышала вот что: