Кабинет фей
Шрифт:
Говоря так, он разглядывал лица сестер и, заметив, что те залились краской, легко догадался о причине.
— Вы говорили все это донье Хуане? — спросила Исидора.
— Не преминул, — отвечал дон Луис, — и мне показалось, что ей не хотелось отсылать их; но я весьма твердо настоял на своем и сказал, что этим займусь. Она же, побоявшись, что я обойдусь с ними дурно, обещала позаботиться об этом сама.
— Стало быть, они скоро уедут? — печально спросила Мелани.
— И, надеюсь, нынче же, — сказал дон Луис.
— А чем, по-вашему, опасно, если они и задержались бы здесь? — промолвила Исидора. — Дурного же вы, должно быть, мнения о нас, если считаете возможным, чтобы люди столь низкого происхождения могли оказать на нас какое-нибудь пагубное влияние.
— Дело вовсе не в вас, сестрица, — отозвался он, — я опасаюсь лишь молвы, которая судит вкривь
Исидора и Мелани, очень расстроенные, пытались утаить от брата причину своей печали.
— Я никогда не видел вас в такой меланхолии, дорогие сестры, — сказал он, — вы сожалеете об этих чужестранцах?
— Нас огорчают ваши подозрения, — отвечала Исидора, — они оскорбительны.
— Скажите лучше, что вас огорчает несоответствие их чувств вашим, и признайтесь, между прочим, что эти чужеземцы вам не противны.
— Право, — воскликнула Мелани, — вы, кажется, решились довести нас до крайности.
Их гнев немало обрадовал дона Луиса.
— Помиримся, — сказал он, нежно обнимая сестер, — и, чтобы не осталось никаких секретов и недомолвок, открою вам, что это ради вас они стали пилигримами: дон Габриэль Понсе де Леон принадлежит к одному из самых знаменитых родов, какие есть у нас в Европе. Дон Мануэль Понсе де Леон, герцог Аркоса, ведущий родословную от королей Херики [161] , был его предком, его же предками были короли Леона. Это он защитил невинно оклеветанную королеву Гранады, которую ее муж, король Чико, хотел предать казни [162] . Алонсо де Агиляр также защищал ее; ни рождением, ни заслугами он не уступал никому из славных андалусских сеньоров [163] . От него ведет свой род Эстеве, граф де Агиляр, живущий у вас под видом музыканта. Его внушительное богатство вполне под стать прочим его блестящим достоинствам. Во всем мире нет у меня друзей ближе, чем эти двое, и никто так не достоин дружеской привязанности. Они любят вас и хотят на вас жениться. Судите же сами, дорогие сестрицы, как я рад, что могу надеяться на такой прекрасный союз; они сделают вас такими счастливыми, как я всегда мечтал.
161
Херика — город и муниципалитет в Валенсии. До 1098 г. принадлежала Кордовскому халифату. В разное время была баронством, графством, герцогством, принадлежала инфантам Арагонским, но никогда не бывала самостоятельным королевством. О роде Понсе де Леон см. примеч. 1 к сказке «Дон Габриэль Понсе де Леон. Начало».
162
…невинно оклеветанную королеву Гранады, которую ее муж, король Чико, хотел предать казни. — Королева Гранады. — Очевидно, подразумевается Морайма, рано умершая супруга Боабдила. История с ревнивыми подозрениями короля и с ее спасением, очевидно, восходит к роману Хинеса Переса де Иты «Повесть о раздорах Сегри и Абенсеррахов, мавританских рыцарей из Гранады» (М.: Наука, 1981. (Литературные памятники)). Королеву клеветнически обвиняют в любовной связи с одним из Абенсеррахов, мавританского благородного рода в Гранадском эмирате. Невиновность королевы и Абенсеррахов была доказана в поединке четыре на четыре: побежденные рыцари Сегри перед смертью признались в клевете.
Король Чико. — Имеется в виду Мухаммед XVI (1459–1533), прозванный христианами Боабдиль эль Чико (chico — исп. маленький или малыш; здесь скорее в значении «младший» или «молодой») — последний мусульманский король (эмир) Гранады. 2 января 1492 г. Гранада была захвачена Католическими королями Изабеллой Кастильской и Фернандо Арагонским.
163
Де Агиляр — один из древнейших родов Испании. Алонсо де Агиляра, о котором рассказывает дон Луис, идентифицировать не удалось.
Тут он умолк. Но вместо ответа сестры лишь переглянулись, а затем взглянули на него, как бы желая понять, правду ли он сказал им теперь.
— Вы сомневаетесь в моей искренности, — сказал дон Луис, —
— Ах, дорогой брат, — воскликнула Исидора, — теперь я прекрасно понимаю, что все это не шутка. В самом деле, трудно себе представить, чтобы люди столь безупречные, учтивые, умные, наделенные такими прекрасными качествами, были теми, за кого себя выдавали; мне не раз приходило в голову, что что-то кроется за этим паломничеством, цели коего я не могла себе вообразить.
— Однако, — перебила Мелани, — милый братец, если вы так дружны с доном Габриэлем, он наверняка сообщил вам, которой из нас отдает предпочтение?
— Да, сестрица, — отвечал дон Луис, — он признался, что избрал Исидору, а граф Агиляр — вас.
Услышав это, обе красавицы побледнели; сердца их уже сделали свой выбор, и каждая думала, что уже не сможет измениться. Дон Луис некоторое время молча смотрел на них; ему не составило труда угадать то, о чем он уже знал. Однако он решил ни в чем не признаваться, дабы не дать сестрам повода сетовать на нескромность своих поклонников.
— Мне кажется, что вы испытываете к ним некую неприязнь, милые мои, — сказал он. — Умоляю вас, прислушайтесь к голосу рассудка; Фортуна благоволит вам, постарайтесь же полюбить тех, кто любит вас. Я советую вам это не только как брат, но и как друг, и прошу вас объясниться с ними дружелюбно, чтобы они могли сделать все необходимые приготовления и испросить согласия своих близких на то, чего они больше всего на свете желают; тогда вы станете такими счастливыми, что трудно и вообразить.
— Вы так откровенно говорили с нами, братец, — сказала Исидора, — что мы не можем более таить от вас наш секрет: мы любим, но любим не тех, которые любят нас; дон Габриэль нравится Мелани, мне любезен граф — можем ли мы изменить свои чувства? Ах, будь мы в них вольны, мы остались бы равнодушными.
— Я надеюсь, — перебил дон Луис, — что ваше предубеждение не столь сильно и что ваши склонности сами же вы и направите в иное русло, коль скоро это так выгодно для вас. Прощайте, я должен вас оставить. Поразмыслите обо всем, а я вернусь к Люсиль и буду ждать вас в ее комнате.
Как только дон Луис вышел, сестры заплакали.
— Что же может быть несуразнее? — воскликнула Исидора. — То, что должно было бы радовать, печалит меня сверх меры. Я узнаю, что мнимый музыкант — сеньор благороднейшего происхождения, и это счастливое превращение переполнило бы меня счастьем, не узнай я в ту же минуту, что он не любит меня, а мечтает только о вас.
— Я так же сетую на судьбу, как и вы, — отвечала Мелани, — хоть мои чувства к дону Габриэлю и заставляли меня краснеть, я все же могла надеяться, что хотя бы признательность, хотя бы тщеславие от того, что он сумел завоевать такое сердце, как мое, смогут привязать его ко мне, пробудив желание нравиться и угождать мне. Теперь же, когда я знаю, кто он, на что мне надеяться? Он достоин вас, он вас любит, вы тоже полюбите его, сестрица, вы его полюбите!
Исидора молча уронила голову на руку, а другой отерла несколько слезинок, которых не смогла сдержать. Наконец, подняв голову, она взглянула на сестру:
— Хотите, я уступлю вам того, кто стал предметом ваших мечтаний и вашей зависти, а для меня ничего не значит? Я даю вам самое сильное доказательство моей нежности, на какое только способна добрая сестра. Я стану монахиней, и тогда дону Габриэлю придется отдать должное вашим достоинствам, а меня он навсегда забудет.
— Да не допустит Бог, — вскричала Мелани, — чтобы я приняла от вас такое доказательство дружбы, милая сестрица! Мне очень скоро пришлось бы последовать за вами в это прибежище, которое вы избираете лишь ради меня; да и окажись я столь неблагодарной, чтобы принять вашу жертву, разве простит мне это дон Габриэль?
— Он не узнает, почему я удалилась в монастырь, — отвечала Исидора.
— Пусть даже и так, — но разве это означает, что он отдаст мне свое сердце? — сказала Мелани. — Нет, милая моя Исидора, я уверена, что сердце может любить, лишь будучи застигнуто врасплох; он уже видел меня, говорил со мною, он знает все обо мне, ничто ему не ново. Я потеряю вас, ничего не приобретя.
— Однако, — отозвалась Исидора, — если вы верно утверждаете, что все решают первые минуты знакомства, тогда мы никогда не полюбим тех, кто любит нас, а все будем любить тех, кто нас не любит.