Каблуки в кармане
Шрифт:
Аккурат к тому моменту, когда я уже на человека не похожа и свалявшиеся в горячке волосы легче сбрить, чем распутать, наступает… что вы думаете? Правильно, Новый год!
Обычно 31 декабря родственники выносят меня из спальни, показывают гостям и даже слегка тыкают шваброй в бок, чтобы убедить общественность, что я еще жива. Затем спелёнатую мумию укладывают обратно в саркофаг и до следующего года не беспокоят. И самое большое западло, что рано утром первого января, когда это уже на фиг никому не нужно, я просыпаюсь бодрой, свежей и здоровой. Отдыхающие от встречи праздника родственники обычно не успевают этого оценить, потому что к моменту их пробуждения я заболеваю вновь. Единственное мстительное удовольствие, которое я могу себе позволить, это разыскать кастрюлю сами знаете чего. Вместе с парой недопитых бутылок очаровательно
Но вы знаете, я держусь. Бесконечными зимними ночами я рисую солнышко на оконном стекле, покрытом сантиметровым слоем инея. Я хожу в солярий, несмотря на то что загар ложится серыми кусками, читаю оптимистическую литературу, вроде сказки о Золотом ключике, на большее моя отупевшая голова просто не способна. И верю в любовь, дружбу и в то, что когда-нибудь этот страшный снег растает, мама напечет блинов, я сожгу пижамы, в которых провалялась ползимы, – и наступит весна!!!
Я расцвету вешним цветочком и обязательно напишу какую-нибудь новую книгу!
Псевдонимы
Никогда не задумывалась о звучании собственного имени. Меня вообще в детстве многие жалели, думали, «Этери» – это кликуха такая. Потом оказалось, что Этери – это красиво, Этери Омаровна – очень красиво, а Этери Омаровна Чаландзия – красиво до такой степени, что не лезет ни в одни ворота и надо придумывать псевдоним, чтобы читатель был в состоянии запомнить или хотя бы произнести с первого раза имя автора.
Но я не собиралась так просто сдаваться. Чаландзия так Чаландзия. Еще не худший вариант. Есть вообще не имена, а набор звуков. Гудмундсдоттир, например. «Правильно, – наставляла меня мама, – вот она и назвалась Бьорк, и неизвестно, как бы сложилась ее творческая жизнь, заставь она весь мир выговаривать вот это самое… свою фамилию». Но я твердо стояла на своем. Ни шагу назад, ни пяди земли, ни одной буквы не поменяю, пусть мучаются! Кому надо – выучат!
По правде говоря, под этот пафосный шумок я тихой сапой обделывала свои делишки. Конечно, мне приходилось маскироваться, и не раз, скрывая, например, от своих работодателей «левые» заработки в конкурирующих изданиях. Потом обычно бывало стыдно и неловко, деньги проедались, а осадочек оставался, однако позже старшие товарищи открыли мне глаза на мир, и я обнаружила, что вокруг прямо-таки процветает обман, двуличие и махровая манера плодить фантомы и раздавать им звучные имена.
Например, я с удивлением обнаружила, что один мой литературный авторитет, оказывается, вовсе не тот, за кого себя выдает. Его истинной фамилией было что-то вроде «Лабрадуделя», а в миру он стал чем-то вроде Коровина. Но и это было еще не все. Покрывая собой практически все мыслимые и немыслимые печатные СМИ, он, как мифологический отец-Нил, породил целую серию единокровных чад-притоков. Так, в одном месте он выступал, скажем, как Баранкин, в другом – как, например, госпожа Бовари, а в третьем он уже и сам не помнил, как назвался… Нет, это никак не повлияло на мое генеральное восхищение его талантами. Я даже еще больше зауважала коллегу, прикинув, что, оказывается, он пишет раза в четыре больше того, что и так считалось в моем понимании пределом человеческих возможностей… Но все равно что-то не давало мне покоя. Я думала, а почему вообще возникает такая необходимость – спрятаться и скрыться под фиговым листом?
Нет, я прекрасно понимаю, почему в культурном пространстве появились Анна Ахматова, Черубина де Габриак, Мерилин Монро, Борис Акунин или Огненная Леди. Но что происходит лично со мной, и почему я из Этери Омаровны превращаюсь в Васю Щепкина?
Конечно, чаще всего от стыда. Бывает, что совершенно не хочется подписываться под тем, что сделала или в чем по неразумению приняла участие. Накатала какую-нибудь проходную муру, подписалась Матрешкиной и на следующий день обо всем забыла. А деньги – они ведь не пахнут. Или есть журнал, который ты всей душой не уважаешь, но знаешь, что среднее число его читателей превышает совокупное население Швейцарии, а гонорар позволит купить обмотку на руль своей будущей яхты. И вот, заглушая зов совести зовом желудка, превращаешься в Мармеладкину и латаешь семейный бюджет из идеологически враждебного лагеря. Да мало ли причин найдется… Бывают и совсем уважительные. Я вот приняла участие
Конечно, причин превращаться из Альфы в Омегу не сосчитать. Вот, например, прорвало у меня трубу под раковиной. Нет, от этого я не стала Лизой Арманьяк, я вызвала сантехников. Пришли три таджика. Мы поприветствовали друг друга, раскланялись, и они представились: «Дима, Леша и Степан». Я так и села. Особенно Степан мне понравился. Он вообще по-русски не соображал. Только на всякий случай водил в воздухе разводным ключом. Димон и Леха тоже ни единой черточкой не напоминали простых славянских парней, но все вместе они быстро сломали мне кран, починили неисправность и ушли, оставляя грязные следы на паркете.
Позже я навела справки. Оказалось, хитрые восточные люди правильно рассудили, что, приехав в столицу, неразумно оставаться Батырханами, Махаммаджанами и Джавахарларнерами. Работодатель ломает язык и злится, с клиентами тоже сложно эмоционально сблизиться. Они подумали-подумали и «обернулись»
Димонами, Лехами и Михасями. Попутно научились пить водку, но это совсем другая история.
Так что если вас угораздило родиться Зюдебердуром Циммермахером, вполне очевидно, вы будете стремиться в один прекрасный день проснуться Васей Степановым. Но ведь бывает, что и Вася Степанов спит и видит в то же самое утро превратиться в какого-нибудь Зюдебердура. Если он обладает паранормальными способностями, видит сквозь стены, поет йодль или одним взглядом укрощает гордых буревестников, его можно понять. Он хочет со всем этим идти к публике и остаться в народной памяти. И понятно, что Вася останется продавцом молочного отдела в гастрономе через дорогу, а в клетку к диким животным и народную память войдет Эдмонд, Ольгерд, Кай, Герда, Синяя Птица или Зеленая Борода.
Кроме того, может банально не повезти. Ну кого мне винить, если я родилась Обсосковой, Почемучкиной, Кочергой или Недомыло? Маму с папой? Ни за что! Судьбу, фатум и хор греческой трагедии? Тоже ерунда какая-то. И зачем кого-то винить, когда можно пройти, например, в паспортный стол и вполне легальным путем превратиться в Хрусталеву, Мансурову, Волконскую, графиню Шереметьеву, эрцгерцогиню Вестфальскую… Хотя последнее и выйдет подороже, почему бы и нет? Лично я знаю ничтожное количество людей, обладающих такой несокрушимой харизмой, что они с честью и достоинством несут не только с экранов, но и в обычной жизни такую многозначительную фамилию, как, например, Вонь.
Это как с пластической хирургией. Ну не дает человеку жить нос, свернувшийся крючком и царапающий подбородок, – он копит деньги, идет куда надо и просит отрезать все лишнее. До что нос или имя – люди вон пол меняют, когда, «земную жизнь пройдя до половины», обнаруживают, что им нужна большая грудь вместо мускулистой задницы. Нет, бывает, конечно, доходит и до абсурда, когда, например, юная девушка с прелестным ротиком накачивает его силиконом так, что отвисшие губы хлопают на ветру, а другая молодая особа по фамилии, скажем, Григорьева меняет ее на фамилию Васильева. И не по причине замужества, а просто потому что только под этим именем видит свою счастливую судьбу. Ну что за чушь, скажем мы. И, наверно, по-своему будем правы. Это когда Лабрадудель становится Коровиным, мы одобрительно киваем и твердим, дескать, молодец, чувак, правильно сделал – в нашем мире только так! Теперь тебе точно будет счастье! А вот какие кармические изменения могут произойти от рокировки Григорьевой на Васильеву, мы не поймем никогда. Да нам и не надо. Главное, чтобы у Васильевой получилось то, что не удалось Григорьевой.
Мне лично чужие псевдонимы доставляли неудобство исключительно в профессиональном смысле. Помню, как, работая журналистом, я неделю не могла заставить себя позвонить Тутте Ларсен, потому что просто не представляла, как она возьмет трубку, а ее спрошу: «Здрасьте, вы Тутта?» Мне казалось, девушка молча повесит трубку. Позже не меньшая проблема возникла с человеком по имени Псой. «Псой, здравствуйте!» – тоже звучало как-то с вызовом. А как начинать общение с персонажем по имени Ёлка? С другой стороны, в титрах фильма «Доберман» автора музыки вообще зовут Шизоманьяком. На мое счастье, с последним я незнакома и вряд ли когда познакомлюсь, Тутта оказалась Таней, Псою я не дозвонилась, а Ёлке мне и звонить незачем.