Кабы я была царица...
Шрифт:
– Это моя сестра, Томочка. Ее домой не пускают.
– Что, тоже жулики квартиру оккупировали? Везет же вам…
– Нет. Не жулики. Я и сама, если честно, еще не поняла, кто ее так сильно обидел…
– А ты сама где пропадала? Я приходил вчера, никто не открыл…
– Да за сестрой ездила. Вон, сюда привезла. Ее Викой зовут.
– А что, ее тоже из квартиры выгнали?
– Нет. Там все еще хуже… Понимаешь, она оттуда сбежала. У нее муж грозится ребенка отобрать и увезти его за границу. Вот она и сбежала. Так ты поможешь сейчас Томочке?
Соня взглянула ему в лицо и тут же поняла –
– Поедемте, Тамара. Я на машине. По дороге расскажете, что там у вас произошло…
– … Вот так я худо-бедно и попыталась личную жизнь устроить… – закончила свой грустный рассказ Тамара, искоса глянув на невесть откуда взявшегося защитника. Показалось ей, что он будто ее и не слушал. Не посмотрел даже в ее сторону. Странный какой-то парень. Хоть бы слово сочувственное из себя выдавил иль улыбнулся маленько. Интересно, откуда он вообще взялся? Сосед, что ли, с верхнего этажа? Так он вроде с цветами шел… А цветы… О господи, так он же их Сонюшке отдал! Кавалер, что ли? Но опять же – откуда у Сонюшки кавалер мог взяться? У нее и подруг-то толком никогда не водилось…
– А ты это, Иван… Ты откуда вообще появился-то? – тут же озвучила она свои душевные сомнения. – Что-то я тебя раньше в том доме не видела…
– Нет, я в том доме не живу. Я к вашей сестре шел, – сосредоточенно глядя на дорогу, спокойно ответил Иван.
– К Сонюшке? – на всякий случай уточнила Тамара.
– Да. К Соне. А что?
– Да ничего… Просто странно мне все это. У Сонюшки – и вдруг кавалер завелся…
– Я не завелся. Я до звания кавалера пока не дотягиваю. Наверное, я просто ее… знакомый.
– Что ж, ладно. Знакомый так знакомый. А мои знакомцы видишь, что со мной творят? Один отравил да обокрал, другой буйным алкоголиком оказался. Не надо было мне, конечно, события торопить да в дом их пускать, я понимаю… Да только хотелось побыстрее счастья семейного похлебать, сроду я им не питалась, этим счастьем-то! Не знаю даже, каково оно на вкус. Вот и нахлебалась досыта. Ты, поди, осуждаешь меня, да?
– Нет. Не осуждаю.
– Ну, так посмеиваешься изнутри, наверное… Вы молодые, вам все кругом смешным кажется.
– Нет. И не посмеиваюсь. С чего вы взяли?
– Так ты помалкиваешь, не говоришь ничего. Я тебе все как есть рассказала, а ты молчишь, как партизан. Вот я и подумала…
– Да я как-то… не умею много разговаривать, – будто извиняясь, пожал Иван могучими плечами. – Да и внешность моя не особо к разговорам располагает. Не умею эмоций выдавать, которые задушевной беседе соответствуют. Разучился. Лицевые мышцы были парализованы после ранения, так что у меня теперь со всем этим хозяйством, с общением то есть, большая напряженка. Вот и помалкиваю чаще, чтоб людей не смущать…
–
– Да, было дело.
– Надо же. А такой вроде молодой… Слушай, а когда ты с Сонюшкой-то успел познакомиться?
Вроде и времени совсем ничего прошло, как она от меня съехала…
– Я думаю, она вам эту историю сама расскажет. У нее это лучше получится.
– Хорошо. Я потом у нее спрошу… Нет, это ж надо, как она без меня тут шустро все провернула! И кавалера себе нашла, и за Викой в такую даль сгоняла… Вот тебе и нелюдимка! На пользу ей, значит, пошла самостоятельная жизнь. Кто бы мог подумать. Даже в голове не укладывается. У Сонюшки – и вдруг кавалер… Она, бывало, и за день ни с кем живого слова не скажет, все дичится. Придет с работы, книжку в руки возьмет и шасть к себе за шкаф! С детства нелюдимая растет, прямо беда с ней. А иногда бывает, так в себе замкнется, что вроде как на дурочку похожа становится. Тряхнешь ее хорошенько, потом в глаза глянешь, а они будто пустые совсем…
– Куда дальше ехать? – вклинился нетерпеливо в Тамарин монолог Иван. Показалось ей даже, немного сердито вклинился.
– Ой, да мы почти уже приехали! – глянула она в окно. – Теперь вот сюда, прямо, а потом во двор, там арка есть… А потом сразу налево завернешь…
– Хм… Странно… – выруливая под темную арку, тихо проговорил Иван. – У меня такое чувство, будто я здесь уже был когда-то… И через арку эту проходил…
– А что, может, и был, – равнодушно отмахнулась Тамара. – Может, когда подвозил кого?
– Нет. Никого я не подвозил.
– Значит, показалось. Вон туда выруливай, к крайнему подъезду. Видишь, где беседка стоит?
Припарковав машину около старого ясеня, раскинувшего ветви над такой же старой, почерневшей от времени круглой развалюхой беседкой, Иван вышел, огляделся, снова пожал плечами, пробурчал себе под нос растерянно:
– Нет, точно я здесь был… Только когда? Не помню…
– Слушай, он того… психованный совсем, Коля-то. Ты с ним там поосторожнее будь! – испуганно предупредила Тамара, открывая дверь подъезда. – А то шарахнет в тебя с ходу чем-нибудь острым, потом меня еще и засудят…
– Ладно, разберемся. На каком этаже вы живете?
– На третьем… Да вот, уже и пришли. Я здесь постою, ладно? – остановилась Тамара на площадке между вторым и третьим этажом. – Чего-то боязно мне… Вон моя дверь, черным дерматином обшитая, видишь? Только ты это… шуму не наводи, ладно? А то соседи услышат. Неудобно мне перед соседями-то… Они посплетничать любят, и без того разговоров не оберешься. Сами живут по-всякому, а уж как у других что случается…
Иван в историю соседской жизни вникать уже не стал. Поднявшись на лестничную площадку, решительно упер палец в кнопку звонка, наклонившись к двери, прислушался, потом позвонил еще раз. Через какое-то время черная дерматиновая дверь приоткрылась, Колина лохматая голова высунулась на секунду и тут же попыталась исчезнуть. Но не успела, видимо. Рванув на себя дверь, Иван мощным толчком грудной клетки вернул Колю вместе с головой обратно в квартиру, потом аккуратно прикрыл ее за собой. Тамара охнула, услышав сухой щелчок замка, замерла в нервном чутком ожидании. Потом, осмелившись, тихо поднялась по ступенькам, прислушалась…