«Качай маятник»! Особист из будущего (сборник)
Шрифт:
– Самолет тебя ждет! Смотри, в штаны не наделай с испугу, стирать негде будет, – мрачно ответил майор.
– Ты что такой смурной?
– Погоду плохую на месте выброски обещают, – буркнул он. – Низкая облачность и сильный ветер.
По своей наивности и неопытности в прыжках с парашютом я счел погодный фактор несущественным. Даже если дождь будет – не размокну. Оказалось – я ошибался, в чем мне скоро и пришлось убедиться на собственной шкуре.
Я оделся, накинул ранец, майор протянул мне автомат и подсумок с запасными магазинами.
– Про «хитрый»
– Он здесь, в нагрудном кармане.
– Тогда едем на аэродром. Машина ждет.
Меня усадили в отечественную «эмку» с зашторенными задними окнами. Бодров уселся спереди. Я жадно разглядывал Москву через лобовое стекло. Затемнение еще действовало, и столица была погружена во мрак. Синие лучи фар освещали дорогу всего метров на двадцать, и потому мы ехали медленно. Дважды нас останавливали патрули, но сразу отпускали, едва майор предъявлял свое удостоверение.
На аэродроме подъехали к двухмоторному самолету, стоявшему в сторонке. По маленькому астрокуполу, черным лопастям винтов с желтыми концами и грузовой двери с левой стороны фюзеляжа я догадался, что это – военно-транспортный самолет «Дуглас С-47», поставляемый нам американцами по ленд-лизу.
– Ну, наконец-то! Лететь далеко, возвращаться уже по-светлу придется, – пробурчал летчик.
– Ну – удачи! – хлопнул меня по плечу майор.
– К черту!
По лесенке я забрался в чрево «Дугласа». Лесенку сразу подняли, механик, а может, стрелок захлопнул дверь. Зареве-
ли моторы, и самолет, подпрыгивая на кочках, стал выруливать на взлетную полосу. Развернувшись в начале полосы, он на некоторое время замер, моторы взвыли на высокой ноте, и самолет начал разбег. Несколько секунд – и мы в воздухе.
Самолет стал быстро подниматься вверх. Уши заложило, стучало в висках. «Да, это не гражданский лайнер, плавно, для комфорта пассажиров, набирающий высоту!» – тоскливо думал я, стараясь глотать слюну, чтобы не так болело в ушах.
Наконец самолет перешел на горизонтальный полет. Боль в ушах прошла, но оглушенность осталась.
Я сидел один в просторной десантной кабине, рассчитанной на 28 парашютистов, на обыкновеннейшей жесткой скамье, идущей вдоль кабины. Кабина самолета освещалась тусклой синей лампой.
Наши летчики быстро оценили достоинства этого труженика неба. «Дуглас» был удобен в управлении на взлете и в полете. Американские конструкторы хорошо продумали эксплуатацию его при низких температурах, предусмотрели пневмоантиобледенители на крыле и оперении, которые работали эффективнее отечественных тепловых на «ЛИ-2». Стекла кабины пилотов омывали спиртовой смесью «дворники» с гидроприводами, более надежные, чем электрические на «ЛИ-2». Кабина и салон имели калориферное отопление, в то время как на наших «ЛИ-2» стояла паровоздушная система с водяным котлом. Бортмеханика, который ее обслуживал, называли «кочегаром». Чтобы «печка» начала работать надежно, надо было долго повозиться, иначе она выдавала облако пара, заполнявшее кабину пилотов.
Достоинства «Дугласа» заметили
Ко мне подошел бортмеханик, нагнулся и чуть ли не в самое ухо сказал:
– Давай парашют надевать.
Я встал. Он взял парашютный ранец, пропустил лямки на плечах, на бедрах, застегнул на животе.
– Чтобы освободиться от подвесной системы, нажмешь сюда. Понял?
Я кивнул.
– Когда загорится зеленая лампа – вон там, на переборке у пилотской кабины – это сигнал. Надо прыгать. Я зацеплю тебя за трос, прыгнешь – парашют раскроется сам. На
всякий случай – вот кольцо, слева. Если купол не раскроется автоматически, дернешь за кольцо. Приземляйся на полусогнутые ноги и сразу падай на бок, сгруппируйся. Запомнил?
Я снова кивнул. Говорить в самолете было сложно – уж больно громко ревели моторы.
– Садись, лететь долго еще.
Я уселся на жесткое откидное сиденье и стал смотреть в прямоугольный иллюминатор. Кроме темных облаков – ничего не видно.
Часа через два из-под колпака бортстрелка свесился молодой парень в летном комбинезоне.
– Перелетаем линию фронта!
Я приник к иллюминатору. Далеко внизу вспыхивали огоньки, потом самолет влетел в облака, и земля скрылась из виду.
Еще час полета – и самолет стал снижаться, взревела «крякалка». Подошел механик:
– Приготовься!
А что мне готовиться? Я встал, подошел поближе к хвосту самолета. Механик смотрел на переборку – на сигнальные лампочки. Красная лампочка погасла, загорелась зеленая. Механик открыл дверь:
– Пошел!
Чтобы не струсить, я быстро подошел к двери, и с ходу, головой вперед шагнул в бездну. Над головой хлопнуло, меня резко рвануло вверх, и я услышал удаляющийся шум моторов. Поднял голову – купол парашюта раскрылся. Падение замедлилось, и меня охватило блаженство.
В душе я побаивался прыжка – того, что не раскроется парашют, но все получилось. Теперь я смотрел вниз. Видел какие-то огоньки – они быстро уходили в сторону. «Ветер, – догадался я. – Предупреждал же Бодров меня. Если огоньки внизу, это Бытом. При условии, что летчики сбросили меня точно, то ветром меня несет вправо. Вот будет бесплатное кино, если я сяду в расположении какой-нибудь немецкой части. Тогда никакие документы не помогут».
Теперь внизу была темнота. Куда меня сносит и далеко ли до земли? Говорил же мне механик, что перед приземлением ноги надо согнуть. Вот только знать бы – когда земля будет?
А земля возникла из темноты внезапно, и ноги я согнуть не успел.
Ударило сильно, повалило на бок. Парашют тоже стал оседать, но потом надулся, и меня потянуло, поволокло по
земле. Я чувствовал, как по лицу хлещет жесткая, высохшая трава, и едва успевал закрываться рукой. Конечно, уже поздняя осень, в Москве холодно. Только Южная Польша – Европа, здесь нет таких холодов.