Кадры решают все
Шрифт:
Настя вспыхнула. Самое обидное, что даже ей самой было непонятно, справедливы ли упреки в дармоедстве. Пока родители были живы, они посылали тете Нине деньги на ее содержание, и так продолжалось, даже когда Настя стала сама неплохо зарабатывать. «Пока можем, помогаем, – говорила мама, – потом состаримся, ты станешь помогать».
Так что Настя все свои гонорары относила в сберкассу, позволяя себе потратить только немножко на тряпочки, которые, кстати, не особенно-то и любила. Игорь даже удивлялся, что она такая равнодушная к вещам.
После смерти родителей она спросила про
А теперь этого будто и не было никогда. Теперь тетя Нина без устали рисовала своим подругам и родне образ конченой эгоистки, неблагодарной крысы, которую, ты подумай, вырастили, выучили, кормят, поят, а она только кубышку свою набивает. Настолько деньги все застили, что даже после смерти родных родителей плясала перед камерой как ни в чем не бывало, тварь бесчувственная. Слава богу, хоть родная дочь не такая, да… Хоть в кино не снимается, зато совесть имеет.
Настя пыталась поговорить с тетей Ниной, предлагала вносить в семейный бюджет сколько нужно, но в ответ та огрызалась: «Не надо нам твоих подачек». Когда Настя молча принесла сто пятьдесят рублей на месяц, деньги полетели ей в лицо с криком: «В одно место их себе засунь!»
Долго Настя недоумевала, пока не поняла, что тетя Нина хочет получить все ее деньги. Дядя Жора и Лариса сдают свои зарплаты тете Нине, а та им выдает, сколько считает нужным, и Настя тоже должна была так делать, причем с самого начала своей карьеры.
Наверное, это было правильно, ведь у них одна семья, а в семье должен вестись общий бюджет, и действительно, Настя просто обязана была сама догадаться, и лучшее, что она могла сделать, это повиниться и передать свой вклад в руки тети Нины, но так мучительно жаль было расставаться с деньгами, доставшимися ей, конечно, не по`том и кровью, но все-таки не без труда…
Совесть с жадностью сцепились в ее душе мертвой хваткой, но тут Игорь одним махом положил конец этой борьбе. «У тебя ж хватает на кооператив, – развел он руками, – вступай да вали из этой семьи вурдалаков как можно скорее!»
Действительно, Настино детское скопидомство дало неплохие плоды, хватало не только на первый взнос, но и на взятку, потому что просто так с улицы вступить в жилищный кооператив было, естественно, нельзя.
Взятку благородно заплатил Игорь и через своих знакомых устроил ей двухкомнатную квартиру в практически достроенном доме. Настя была уверена, что он старается для них обоих, и почему-то ее не смутило, что за все время их связи он ни разу не произнес слово «развод» и не обещал жениться. Это подразумевалось, ведь если их сердца бьются
Только когда он, поздравив ее со вступлением в кооператив, проговорился: «Будем у тебя встречаться, а не по съемным хатам», – Настя заподозрила что-то неладное, но не успели ее подозрения разгореться, как на очередных съемках она почувствовала себя беременной.
Ну тут уж он уйдет от жены, никуда не денется, ведь ребенок – это же такое счастье! Это же чудо, с которым ничто не сравнится, и счастье воспитывать любимое дитя вместе с любимой женщиной, разумеется, перевесит какие-то там скучные обязательства перед какой-то скучной женой.
Это были последние отблески счастья, агония великой любви.
Игорь потребовал сделать аборт, Настя отказалась, надеясь, что его тронет ее решимость, и в итоге пропустила все сроки.
Когда выяснилось, что придется рожать, Игорь вручил ей довольно пухлый конверт с деньгами и сухо сказал, что никогда не обещал на ней жениться, поэтому виноватым себя не считает и не призна`ет ребенка, который, очень может быть, и в самом деле не от него. Если Настя подаст на установление отцовства, то с карьерой артистки может проститься навсегда в тот самый день, как отнесет заявление в суд. Так что пусть берет конверт, в котором столько денег, что ей хватит на весь декретный отпуск, и распрощается с ним раз и навсегда, не портя воспоминаний о красивой любовной истории дрязгами и скандалами.
Настя денег не взяла, о чем потом иногда жалела, ну и напоследок не удержалась, высказала Игорю все, что положено.
Пока она надеялась, что Игорь женится, не спешила объявлять родственникам о своей беременности, но тут пришлось признаться. Скандал, конечно, разразился нешуточный, а Настя, деморализованная всеми этими «проститутками» и «позорами семьи», сыплющимися на ее голову как из рога изобилия, взяла да и ляпнула, что вступила в жилищный кооператив и родственникам надо ее только еще полгодика потерпеть, пока дом достроится.
Может, просто так совпало и тетя Нина была оскорблена исключительно моральным падением Насти, но вышвырнули ее на улицу только после того, как выяснили, что деньги шлюхи и неблагодарной дряни уже потрачены.
Настя растерялась. Идти было некуда, разве что унижаться в общежитии, чтобы выделили койку, но там комендант такой же безжалостный, как тетя Нина.
Тут на помощь пришла Лариса. Уговаривая мать позволить Насте остаться и получив ультиматум: «Или заткнись, или вали отсюда вместе с этой проституткой», – подруга молча собрала чемодан.
Первое время приходилось нелегко, именно в те дни Настя иногда с тоской вспоминала о пухлом конверте, но потом безденежье отступало, и она снова гордилась собой, что не взяла.
К счастью, ей удалось до родов получить диплом и распределиться в детский театр. Не предел мечтаний, но все же оставили в Ленинграде, а не отправили на Камчатку, как бедную Таню Самарцеву.
И еще очень повезло, что дом сдали вовремя, а не затянули на несколько лет, как это обычно бывает, так что новорожденного Данилку они принесли уже в квартиру, а не в съемную комнату.