Кадын
Шрифт:
— Фе, — фыркнула Очи, — Камка всегда спокойна, как вода, и она все делает долго. Я по-другому сделаю то, что надо.
Она поднялась, подстегнутая некой мыслью, подошла к воде и крикнула, сложив руки у рта:
— Хей! Хей! Я вижу вас! Я здесь! Хей! Кто вы, покажитесь!
Но тени не изменили своего движения и никак не показали, слышат ли Очи. Она продолжала кричать, а потом села и стала смотреть на них. А я поднялась на ближайший холм, села там, подогнув плащ, успокоила дух, наполнив его дружелюбием, и отпустила на другой берег, пытаясь познать Чу.
Сон не сходил ко мне, но приятное,
Меня поразило то, что я увидела: вместо темных теней бледно-синие, огромные языки пламени двигались там. Чу не были людьми, пусть даже древними камами: все люди светятся подобно солнцу. Они не были духами: те имеют тяжелые, темные цвета. Их природа была иной, как у огня, что, говорят, вырывается из-под земли. Отец рассказывал мне, он бывал давно, в детстве, в таком месте: из щели в скалах выходил огонь, и был он почти прозрачен, с голубыми языками и не гас никогда. Ни дерева, ничего не нужно было ему, сама скала рождала это пламя, и люди, жившие в тех местах, почитали, и оберегали и пламя, и скалу, и кидали в щель живых людей — жертв священному огню… Но я зря отвлеклась в своих мыслях от Чу: их природа померкла для меня, и вновь темные тени бродили на том берегу.
Я снова погрузилась как бы в дремоту и направила свой дух в их сторону. Образ странной, призрачной земли проявился передо мной. Это не было то место, где мы находились, и это не был мир тонких ээ — в то время я уже хорошо разбиралась в них. Но это был мир Чу, созданный их собственной волей. «Вот куда ушли жить они», — поняла я. Свободная, широкая местность мне предстала. Ни деревьев, ни трав не было в этом странном, пустом месте, лишь отдельные камни лежали, огромные, размером с повозку. Дома с круглыми крышами, без дверей, как шатры, были разбросаны там, но сделаны эти дома были будто из глины. Ни светила, ни огней не было, но все заливал тот же голубоватый свет. И только река была там — такая же, как молочная. И через нее был перекинут мост, но я знала, что ведет он не на противоположный берег, как бывает всегда, а к нам — в солнечный, живой мир.
У правого колена я ощутила своего царя-ээ. Мы вместе созерцали с ним этот сотворенный мир. Но никто не ходил среди домов. Он был пуст.
— Они все перешли по мосту и ходят сейчас здесь, вокруг насыпи? — спросила я.
— Я не могу ответить тебе, я не знаю их, — сказал царь. — Я вижу лишь то, что и ты.
— Почему ты не знаешь их? Не может быть, чтобы даже ээ не знали их.
— Ты хочешь, чтобы я узнал все?
— Да, я хочу.
И мой царь скрылся, а я осталась одна созерцать мир Чу. Но он оставался пуст, и большого труда стоило удерживать видение, пока я не увидела, как вереница голубоватых огней возвращается по мосту. Первый из них нес чашу с солнечными нитями огня, они походили на расплавленное золото. Чу перешли
Рассвет был холодный. Я куталась в войлочный плащ с головой, поджимала ноги, но сон не шел. Наконец я скинула накидку с себя и вскочила, принялась двигаться, согреваясь. Талай уже развел огонь и жарил мясо. Из-под своего плаща высунула голову заспанная Очишка с взлохмаченными косами. Хмуро оглядела нас, после прошла к реке и умыла лицо холодной водой. Вернувшись и принявшись за волосы, она спросила Талая:
— Ты был уже на том берегу?
— Да, на рассвете. Там пусто и тихо.
Очи смотрела хмуро. Талай протянул ей теплой воды, но она не приняла.
— Ты что-то знаешь о Чу, что еще не сказал нам? — спросила она.
— Я думал, вы будете знать больше и скажете мне. — Талай улыбался. — Все, что известно мне, — это рассказы темных. В них много страха, не всему можно верить.
— Говори все! — приказала Очи.
— Я рассказал почти все. Темные боятся их и приносят им жертвы. Но при этом они не наступают на насыпь и не подходят к ней близко.
— Почему?
— Они говорят, что человеку станет плохо, он теряет силы и долго болеет, если подойдет к дому Чу.
— Но я вчера ходила там и ничего не почувствовала, — возразила Очи.
— Ты Луноликой матери дева. Расскажите вы, что открыли.
И я рассказала, что видела ночью, а после рассказала Очи: она тоже увидела мост, но попыталась пройти по нему.
— Очи, зачем тебе это? — Я даже руками всплеснула, как моя старая мамушка. — Ты хочешь остаться там?
— Нет, — спокойно отвечала она. — Не волнуйся, сестра: я знаю, что делаю. Я хочу поговорить с Чу. Я упрошу их принять нас на этой земле и не трогать.
— Темные всегда пасли скот вблизи домов Чу, — сказал Талай. — Я привел вас, лишь чтобы разузнать…
— Мы поняли тебя, поняли, — перебила его Очи. — Но разве есть другой путь? Мы не темные, мы тоже камы, пусть же древние камы станут с нами говорить.
Очи было не переспорить. После трапезы мы оседлали коней и перешли реку, чтобы лучше исследовать холмы. Доехали до небольшого и чистого притока молочной реки — холмы справа были близко к воде и шли стеной, — и Очи решила подняться по нему вверх: там плавала хорошая рыба и вода была теплая, она подумала, что приток бежит из большого озера. Мы с Талаем отправились дальше.
Сколь прекрасные открылись нам места! И впрямь это оказалась страна озер: малые и большие, они лежали в чашах холмов повсюду, и птицы — чайки, горные утки — парили над ними. Больше всего уток жило на двух больших озерах, что лежали дальше, так близко к молочной реке, будто были порожденными ею близнецами. Река там уходила на запад, и урочище с озерами, окруженными со всех сторон холмами, было многотравным и теплым. Мы с Талаем радовались этим местам, радовались и наши кони. Но когда мы повернули назад и пошли не вдоль воды, а чуть подальше, множество домов Чу обнаружили на больших береговых террасах. Все эти дома были меньше, без сторожевых камней, лишь с оградами вокруг.