Кафедра
Шрифт:
— Это вы извините, Дмитрий, за крайний беспорядок. Мы с Настеной — дамы неаккуратные, любим, чтобы все было под рукой.
— Или под ногой, — пошутил Митя, подумав о Настене — кем она приходится старушке — дочкой, внучкой или внучатой племянницей?
— А вы бойкий молодой человек, — улыбнулась Зоя Павловна Митиной шутке. — Пойдемте на кухню пить чай с плюшками.
Вся кухня была уставлена цветочными горшками. Пахло землей и влажной зеленью. Из-за пышных кустов на подоконнике здесь было сумрачно и как-то душно.
— Ну что, нравится вам мое маленькое увлечение? — спросила Зоя Павловна, пытливо заглядывая Мите в глаза.
— Ничего, красиво, — кивнул Митя, усаживаясь за овальный стол, покрытый несвежей скатертью с желтыми пятнами.
— Ну
— Постараюсь, — вздохнул Митя — не успел устроиться, уже начались какие-то идиотские поручения!
— Эх, на это место барышню бы. Да где их взять? В вашем возрасте все по декретам, по замужествам, да и кого заманишь на лаборантскую ставку?
После чаепития с засохшими плюшками Митя был препровожден в кабинет и усажен на стул напротив заваленного бумагами и книгами письменного стола с зеленым сукном — началась долгая беседа по поводу его научных пристрастий. Честно сказать, никаких особых пристрастий у него не наблюдалось. Учился, правда, хорошо. Шеф хвалил его за аналитический ум и умение ясно, доходчиво излагать свои мысли. С тем и диплом защитил.
Зоя Павловна горячо убеждала его в необходимости работы над словарем для иностранцев. Говорила, что на этом можно сделать не только кандидатскую. Митя слушал ее невнимательно, больше разглядывал книги в шкафах, фотографии на стенах, витая где-то в травяных облаках. Его поразило количество книжек, на корешках которых значилась фамилия Зои Павловны. Шеф предупреждал — тетка из тех “зубров”— основоположников, которые большей частью повымирали, последний из могикан, готовых приплачивать, лишь бы им дали заняться наукой в свободное ото сна время, но чтобы навалять столько опусов по лингвистике — уму непостижимо! Из фотографий его внимание привлекла та, где Зоя Павловна снялась с пожилым мужчиной и коротко стриженной улыбающейся девчонкой лет шестнадцати. “Это и есть внучка Настена,”— сразу догадался Митя. Зоя Павловна перехватила его взгляд.
— Дмитрий, не отвлекайтесь, пожалуйста. Сейчас вы находитесь на службе, а не на смотринах. Итак, для ваших научных изысканий я могу предложить несколько книжек. А в моем учебнике вы найдете библиографию, которая вам тоже может пригодиться, — Зоя Павловна стала рыться в книжных шкафах.
Где-то хлопнула дверь. Митя прислушался, но недра огромной сталинской квартиры снова погрузились в тишину. Он снова посмотрел на фотографию и подумал о том, что девчонка ему нравится. Его так и подмывало спросить, сколько лет этой фотографии? Во всяком случае, Зоя Павловна на ней выглядела помоложе лет этак на пяток. Перед ним на столе росла стопка книг. Фундаментальные труды, учебники, монографии, брошюры, методички.
— Еще вот эту почитайте. Очень дельная книга по грамматике.
— Может, хватит на первый раз? — робко поинтересовался Митя. — У меня даже пакета с собой никакого нет.
— Пакет я вам дам, хоть дюжину. А с наукой вы не тяните. Сейчас как раз лето начинается, все уйдут в отпуска, так что времени у вас будет навалом. Сидите на кафедре, занимайтесь, готовьте обоснование темы. Осенью попробую вас в заочную аспирантуру пристроить.
Митя обернулся на звук открываемой двери. На пороге стояла Настена в ярком темно-синем купальнике с высокими вырезами на бедрах — стройная девица с красивыми ногами и великолепной фигурой. Солнечные лучи, падавшие из окна с полузадернутыми шторами, освещали ее всю, придавая девушке какую-то фантастическую красоту. Из-за солнца она не сразу заметила гостя.
— Мам, я тут одну штуку прикупи… — начала было девушка, но тут увидела Митю и издала такой пронзительный визг, что у него заложило в ушах. Девушка исчезла, оставив после себя сноп пыли и света. Запоздало хлопнула кабинетная дверь.
— Извините меня, ради бога, — пролепетал Митя, чувствуя, как щеки наливаются яркой краской.
— Да что вы! Это вы нас извините! — Зоя Павловна была смущена ничуть ни меньше его. — Настя у меня на юг собирается,
— Да, — сказал растерянно Митя. Он все еще не мог прийти в себя от этого мимолетного сказочного видения. Поднялся, взял со стола стопку книг.
— Я пойду.
— Да-да, сейчас я вам пакеты дам, — засуетилась Зоя Павловна.
В дверях она протянула ему ключ от кафедры.
— Всегда закрывайте на три оборота и, пожалуйста, не теряйте — у нас там материальные ценности.
— Да-да, — пробормотал Митя, пряча ключ в карман рубахи.
В кабине допотопного лифта он закрыл глаза и снова попытался увидеть девушку в темно-синем купальнике. Но увидел только сноп света и пыли. Щеки все также горели, в висках пульсировала кровь, сердце бешено колотилось, будто он пробежал с километр. “Ничего себе дочка! И откуда только вся эта красота берется, куда потом девается?”— думал Митя, слушая скрежет кабины в шахте, глядя на мелькающие за стеклами дверных створок лестницы и перекрытия.
Александр Антонович запер дверь своего кабинета, подошел к окну, глянул во двор университета, где на служебной стоянке пылилась его “Волга”. Он отпер сейф, вынул из него картонную коробку, плотно набитую деньгами, стал считать купюры. Раскладывал их по двум стопкам. Это были арендные деньги, те самые, о которых они говорили с ректором. Александр Антонович лукавил: Эдгар делил “левую” аренду в соответствии с договоренностью — шестьдесят на сорок. По тридцать процентов им с Калерием, сорок — себе, из них часть уходила на инспекции, комиссии и прочих “доильщиков”. Александр Антонович во все эти тонкости не вникал. Кстати, идею сажать на одно место двух арендаторов подкинул Эдгару именно он — куда там тупому хозяйственнику! Теперь вот пригодилось. А главное, что Калерию никогда в голову не придет проверить достоверность информации — да и как можно проверить “черный нал”, по которому нет ни одной бумажки? Эдгар был чужаком. Он сел в свое кресло еще до прихода Калерия и, как ни странно, не слетел с него с переменой власти. И ведь воровал как следует, по мелочи не пачкался. Под чьей “крышей” сидел хозяйственник было неведомо. А вдруг ему придет в голову влиять на ректорские решения по своим каналам, в обход первого проректора, и Александр Антонович останется без поддержки? Страх — великая сила… Проректор закончил считать деньги. Одну стопку он сложил назад в коробку, в сейф, другую сунул в свой “кейс”. Набрал телефонный номер.
— Добрый день, мне Костика, пожалуйста. Костя, мы получили добро, вы можете действовать без сомнений. Всего доброго, — едва Александр Антонович положил трубку, как раздался звонок.
— Да, слушаю. Кто? — неожиданно лицо проректора приобрело плаксивое выражение, глаза испуганно забегали. — Да, я слушаю вас. Прямо сейчас? Через полчаса? Вторая скамейка справа от входа в парк Горького? Хорошо, я буду, — он бросил трубку на рычаг с таким видом, будто держал в руке змею или лягушку. Проректор отер выступивший на лбу пот, переодел обувь и поспешно покинул свой кабинет.
Вернувшись на кафедру, влюбленный Митя обнаружил, что дверь открыта. Внутри густой сизой завесой плавал табачный дым, на журнальном столике возле окна стояла початая бутылка водки, стаканы, рюмки, пепельница, полная окурков, лежал разломанный и раскрошенный батон. Митя в растерянности замер посреди кафедры. “Неужели электрики? Взяли ключ на вахте и устроили здесь пьянку, — тут же мелькнула в голове первая правдоподобная мысль. — Ну, я им сейчас за все вломлю, говнюкам!” Он уже настроился на “крутой” разговор и представил себе испуганных пьяных мужиков, торопливо убирающих со стола стаканы и рюмки, сметающих крошки в мусорную корзину — вы же чуть зав.кафедрой своей поганой лестницей не угробили! Пока Митя готовился излить свой гнев на несчастных электриков, в дверном проеме возник почти двухметрового роста бородатый мужчина в кожаной куртке и прохрипел басом: — Вам кого, молодой человек?