Каин: Антигерой или герой нашего времени?
Шрифт:
— Что на сей раз, голубчик?
Иван выложил стол котому.
— Здесь двенадцать тысяч триста двадцать шесть рублей воровских денег Яшки Зуева, которого я взял под караул и сдал в приказ и которые вполне можно сбывать на торгах. Передаю вам и опись изъятых монет.
— Опись произведена при свидетелях?
— Разумеется, ваше сиятельство.
— А подтвердит ли фальшивомонетчик данную сумму денег на дыбе?
— Непременно, ваше сиятельство, ибо лишних пыток он не захочет.
— Недурно, голубчик, весьма недурно. Значит, копеечка в копеечку?
— Можете не сомневаться, ваше сиятельство. Очевидцы вам назовут ту же сумму.
— Почему ты не принес
— Прошу прощения, ваше сиятельство, но в приказе данная котома могла значительно усохнуть. Слишком много развелось мышей, прямо по бумагам бегают, а продырявить сию котому им большого труда не составит. Зная, что в вашем доме мышей не водится, принял решение оставить сей капитал у вас, как в самом надежном месте.
— Хитер же ты, голубчик. Ох, хитер.
Кропоткин одетый в домашний атласный халат, вынул из поставца темно-зеленый графин с анисовой водкой, наполнил хрустальные рюмки и, подойдя к Ивану, произнес:
— А ты у меня молодцом. Благодарю за честную службу, голубчик. Выпьем по рюмашке.
— Благодарствуйте, ваше сиятельство. Из вашей руки — большая честь для меня.
— Да полно тебе, голубчик. Кстати, как закончилась история с твоей пассией? Живет ли в ладу со своим супругом?
— Премного вам благодарен, ваше сиятельство, Все благополучно. Мечтаю о сыне. Хорошо бы троих родила, ибо один сын — не сын, два сына — полсына, три — сын.
— Истинные слова, голубчик. Рад за тебя. Как-нибудь пожалую в твой дом, на жену-красавицу гляну.
— Богу за вас буду молиться, ваше сиятельство.
— Молись, голубчик… От меня какая-нибудь помощь нужна? Смело говори, ни в чем отказа не будет.
— Пока, кажись, справляюсь. Правда, есть одна мелочишка, но о ней и говорит не стоит. Не смею беспокоить пустяками, ваше сиятельство.
— Нет уж говори, голубчик. У такого ценного сыщика, как ты, не должно быть даже мелких проблем.
— В дом, что на Варварке, ко мне всякая шелупонь да посадская голь приходит, что горбушке хлеба рады. Полицейские бранятся, гоняют, того гляди перестанут на Москве Каина уважать. А народ тихий, мухи не обидит.
— Какая глупость. Я всенепременно переговорю с полицмейстером Татищевым. Он к тебе благоволит. А вот его подчиненные дурака валяют. Дойдем с генералом до градоначальника и все трое вновь напишем письмо в Сенат о твоей добросовестной службе. Считай, что с завтрашнего дня к твоему дому ни один полицейский и на версту не подойдет.
— Постараюсь, ваше сиятельство, за вашу милость почаще заходить лично к вам по делам купцов и мастеров воровских денег, если только дозволите.
— Дозволю, всенепременно дозволю, голубчик.
Глава 11
Генерал воков
Староверы благополучно дошли до дому Ивана. Их хорошо покормили, поднесли, было, по чарке, но старообрядцы бесповоротно отказались.
— Зеленого змия не употребляем, то — бесовское зелье, — сказал Захарыч.
Все староверы были облачены в крашенинные [211] однорядки [212] с лежачим ожерельем из деревянных бус и сермяжные зипуны со стоячим клееным козырем красного сукна. Бородатые лица строгие, иконописные.
Захарыч, по приходу в избу, тепло поблагодарил Ивана за приют, на что тот сказал:
— Живите, сколь душа пожелает. Здесь вас никто не тронет. Здесь и молитесь. На улицу же пока выходить не советую.
— Понимаем, Иван Осипович. Раскольничья контора, поди с ног сбилась.
211
Крашенина —
212
Однорядка — старинная русская мужская одежда в виде однобортного кафтана без воротника.
Захарыч не ошибся.
Генерал Семен Аркадьевич Головин, наделенный большими полномочиями Сената, узнав о бегстве раскольников, пришел в бешенство, ибо обладал он безжалостным нравам, особенно к тем, кто расшатывал государство, к раскольникам же — в первую очередь. Вот перед ним ответ одного из староверов, пытаемого в Еленинской башне, записанный на бумагу:
«Попы — не священны суть по правилам; все они отступники и еретики глупые. Православным христианам не подобает от них ныне благословения приимати, ни службы, ни крещения, ни молитвы, и в церкви с ними не молитися, ниже в дому, то есть часть антихристова полка, и от исполнения церковного самовольно отсекашеся, но от всепагубного сына геены, пагубного сосуда сатанина, явившегося в свое время настоящее, о нем же вам изреку, Никона еретика, адова пса, злейша и лютейшего паче всех древних еретиков, а поелику с ним царствующих ныне антихристов — лютых врагов наших, предавших истинную веру…».
Генерал швырнул бумагу на стол.
— Мерзавцы, бунтовщики! Вначале четвертую, а потом сожгу.
Генерал наизусть помнил указ императрицы Елизаветы Петровны, одобренный Сенатом: «раскольников, которые бранят церковь, производят в народе соблазн и мятеж и, несмотря на увещания, будут продолжать упорствовать, по троекратному у казни допросу, буде не покорятся, жечь в срубе".
Раскольничьи общины росли как на дрожжах, заполоняя не только северные области, но и центральные уезды, создавая угрозу Российскому государству. Положение в стране к середине пятидесятых годов стремительно ухудшалась: сказались годы Анны Кровавой и бироновщины. Ропот посадских людей и крестьян барских владений мог привести к всеобщему возмущению, в котором колоссальное место займут раскольники [213] .
213
Пока же многие из раскольников, не имея сил для открытого сопротивления, бежали, укрывались или их укрывали. Правительство старалось разыскать беглых, наказать жестоко и их, и укрывателей. Следует заметить, что не раскольники подготовили и организовали пугачевщину, но они приняли в ней участие, как один из крупных враждебных правительству элементов. От пугачевщины они ждали возвращения к старой вере и разрушения царства антихриста на земле. Крестом, бородой и уничтожением всех тягостей, которые созданы были правительством и которые раскольники считал произведением антихриста, жаловал Емельян Иванович Пугачев своих приверженцев.
Пятеро солдат, охранявших в Игнатовке староверов, были взяты под стражу и сразу же отведены в Пыточную башню. Солдаты такого шага от своего генерала не ожидали и пришли в ужас при виде пыточных орудий. Неужели их подвесят на дыбу?
Они стояли в одном исподнем перед грозным генералом и ждали расправы.
Волков сидел перед длинным столом на скамье, где уже расположились судья, секретарь Чубаров и два писаря.
— Начнем розыск, господа, — сказал Волков и обратился глазами к Василию Катушкину.